Перворожденный
Шрифт:
Эмелин рассказала, что первые эмигранты из старого Чикаго начали уезжать на юг через четыре года после Обледенения. Нью-Чикаго стал продуктом тяжелого тридцатилетнего труда американцев, которые в течение долгих лет верили, что они остались одни в измененном до неузнаваемости мире, и поэтому надеялись только на себя.
Однако даже в сердце нового города ветер с севера дул, не переставая, и был очень холодным.
На окраине города они увидели множество ферм и сельскохозяйственных угодий. Насколько хватало глаз, по всей коричнево-зеленой прерии, везде паслись овцы и коровы. Кое-где встречались небольшие убогие строения фермеров.
Эмелин
— Этот союз существовал еще в старом Чикаго. Потом его восстановили заново. Перед Обледенением мы забивали в день четырнадцать миллионов животных, и на производстве работало двадцать пять тысяч человек. Сейчас мы восстановили только малую часть прежнего хозяйства. Но, впрочем, нам все равно повезло, потому что скотобойни все эти годы работали без перерыва, и если бы не они, то нам пришлось бы несколько лет голодать. Теперь отсюда поступает мясо в старый город, и нам не надо заботиться о его замораживании. Природа это делает за нас…
Пока они говорили, Байсеза взглянула на горизонт. Где-то на границе сельскохозяйственных угодий она увидела нечто похожее на стадо слонов, мамонтов или мастодонтов, которые вышагивали гордо и медленно. Ее поразило странное чувство, что стоит ей последовать за ними, и до самого океанского побережья она не встретит на своем пути никаких следов деятельности человека. И не увидит человеческих следов на снегу.
Вечером, усталые после своей экскурсии, они вернулись в номер отеля довольно рано. Но заснуть Байсеза долго не могла.
— Еще один день меня ждет впереди, — шепотом жаловалась она своему телефону. — И снова я не знаю, что он с собой принесет. Я слишком стара для таких приключений.
Телефон шептал ей в ответ:
— А знаешь ли ты, где мы находимся? Я имею в виду, это самое место? Знаешь ли ты, чем бы оно стало, не случись Разрыва?
— Ну, давай, удиви меня.
— Здесь бы стоял дворец. А вокруг расстилалась страна граций.
— Ты шутишь.
— А теперь Мемфис уже никогда не будет существовать.
— Жаль. Значит, я навеки обречена жить в этом мире без Майры, без диетической колы и без прокладок. И даже готова ринуться вперед через ледяную шапку, куда-то в бренные остатки города девятнадцатого века. А ты еще говоришь, что король никогда не родится.
Безотчетно она начала плакать. Телефон тихонько наигрывал ей мелодии Элвиса Пресли, и она постепенно заснула.
40. Солнечный свет
Май 2070 года
Следуя таинственным призывам Афины, Майра вернулась в Порт Лоуэлл и оттуда была доставлена на орбиту Марса, где села на солнечный парусник «Джеймс Клерк Максвелл».
И во время долгого, длящегося недели, возвращения на орбиту Земли (хотя и не на саму Землю) она просто купалась в потоках бледного солнечного света.
— Л-5, — сказал Алексей Карел. — Гравитационно стабильная точка на шестьдесят градусов позади Земли.
— Я прошла полный курс обучения космонавтике! — огрызнулась в ответ Майра. — И все базовые понятия мне известны.
— Извини. Мне просто хотелось тебя подготовить.
Ее раздражало, что он снова не объяснил ей все как следует, и опять спрятался в свою скорлупу секретности.
На борту «Максвелла» их было трое. Майра была удивлена, когда
— Я себя не считаю руководителем станции Уэллс, — объяснил он. — То есть я хочу сказать, так официально называется моя должность, когда мы подписываем контракты с нашими единомышленниками, со всякими университетами и научными институтами на Земле и на Марсе. Но начни я себя вести как начальник — мои товарищи меня просто прикончат. То, что сейчас происходит, так или иначе повлияет на будущее станции. И у меня есть такое чувство, что ты к нам еще вернешься и снова принесешь нам разные неприятности.
— Я не собиралась покидать станцию, пока не вернется моя мать.
— Справедливо. Но моя интуиция мне подсказывает, что я правильно поступил, когда решил тебя сопровождать.
— В любом случае, я рада, что ты рядом.
— Хорошо. — Пробурчал он несколько сердито. — Только имей в виду: как я уже тебе говорил, лед для меня гораздо интереснее, чем все, что касается этих чертовых Перворожденных.
В сущности, на «Максвелле» Юрий чувствовал себя не очень хорошо. В замкнутом пространстве светового корабля этот медвежьего вида человек с густыми черными волосами и кустистой бородой, казалось, занимал слишком много места. Оторванный от своего ненаглядного Марса, он мучился и не находил себе места. Большую часть времени О'Рурк занимался тем, что отсылал мелочные команды на Уэллс, которые должны были взбодрить команду и заставить ее продолжать свои рутинные работы по изучению среды, собиранию образцов и жизнеобеспечению станции. Он также пытался продолжать свои научные занятия. Юрий взял с собой несколько гибких компьютеров и маленькую портативную лабораторию — и даже несколько образцов из глубинных слоев марсианского льда. Но проходили дни, и его раздражение усиливалось. Его нельзя было назвать некомпанейским человеком, однако постепенно он все глубже погружался в себя.
Что касается Алексея, то он постоянно оставался таким же самоуверенным, как в тот момент, когда Майра с ним впервые встретилась. У него была собственная программа действий, в которой переброска на Л-5 значилась просто очередным пунктом. Всегда целеустремленный, с ясным умом, он постоянно казался довольным собой и всем происходящим вокруг, хотя его тоже несколько задевало, что никто не хочет играть с ним в покер.
Майре разрешили попытаться найти Чарли или хотя бы Юджина при условии, что никаких серьезных неприятностей ее действия не принесут. Однако даже усилия поисковой системы А-1, охватывающие всю Солнечную систему, не дали никаких результатов. Вполне возможно, что ее ребенок и бывший муж от нее прятались. Она продолжала свои судорожные попытки и от отсутствия результатов все глубже погружалась в меланхолию.
Таким образом, компания на корабле собралась молчаливая и необщительная.
Но, тем не менее, оказавшись в полете, Майра поняла, что счастлива снова видеть солнечный свет.
Конечно, она уже привыкла к жизни на марсианском полюсе с его бесконечной ночью и плотным покровом тяжелых облаков летом. Но теперь она просто упивалась ярким солнечным светом, который постоянно заливал корабль. Она относилась к поколению, которое пережило солнечную бурю, и подозревала, что именно поэтому обречена относиться к Солнцу с опаской. Однако теперь странным образом она словно бы приветствовала возвращение Солнца в свою жизнь, и ей уже не казалось удивительным, что половина космиков стали солнцепоклонниками.