Первые грезы
Шрифт:
Словно легкой фатой белоснежной
Разубравшись, притихли сады,
И забылося дремою нежной
Серебристое лоно воды.
В этот вечер весенний, душистый,
Беспорочна, светла и чиста,
Красотою сияя лучистой,
Родилася малютка-Мечта.
Родилась от Пучины безбрежной
И от Месяца мягких лучей,
С
С идеальной красою очей.
И от самой ее колыбели
Про людей ей отец говорил,
О страданьях их звездочки пели,
Ветер жалобы ввысь доносил.
Для того, чтобы скорби, печали
И страдания их утешать,
Из манящей, таинственной дали
Благотворные сны навевать,
Пробуждать задремавшие чувства,
Научить постигать красоту,
Идеалом возвысить искусства,
Месяц ясный послал к нам Мечту.
*
Словно горе людское стыдится
Солнца ярких веселых лучей,
Чтоб тоской иль слезами излиться,
Ждет безмолвия лунных ночей.
Вот тогда, средь уснувшей природы,
Дум никто и ничто не спугнет,
Человек рад забыть все невзгоды,
И Мечта к нему тихо впорхнет.
И улыбкой своей, как зарницей,
Душу, сердце и ум озарит,
Тусклый взор заблестит под ресницей, -
Путь светлей, снова счастье манит!
В уголочек любимый поэта
И в счастливый семейный очаг
Занесет луч надежды и света,
Озарит и холодный чердак.
К музыканту, походкой воздушной,
Незаметно она проскользнет:
Под рукою усталой послушно
Вдохновенный смычок запоет.
Сквозь решетку тюрьмы, как зарница,
Ярко вспыхнув, она промелькнет
И осветит унылые лица,
Пламень веры в сердцах их зажжет.
От улыбки ее светозарной
Много горьких забыто минут,
И за призрак ее лучезарный
Жизнь иные порой отдадут.
*
Грезой чистой великий мыслитель
Искру правды в сердцах зарождал,
A суровый, жестокий гонитель
Их на муки и смерть посылал.
За
И за веру в Страдальца-Христа,
За святые слова всепрощенья
Злые пытки смыкали уста.
И в такие минуты малютка
Ужасалася роли своей,
Становилось ей жалко и жутко
Погибающей массы людей.
Опускались лучистые крылья,
И слезинки текли по лицу
От сознанья вины и бессилья,
И малютка спешила к отцу.
Говорила ему про мученья,
Где невольной причиной она,
Про тревогу свою и сомненья,
Состраданьем горячим полна,
Но старик с убежденьем ответил:
«Не грусти! Ради цели святой
Умирать - им покажется светел
Миг последний прощанья с землей.
Людям в мире туманном и мглистом
Хоть минуты забвенья давай,
На пути их тяжелом, тернистом,
Яркой молнией мрак освещай.
Если ж люди порой погибают
Жертвой светлой и чудной мечты,
Верь, над миром зато засияет
Солнце Правды, Любви, Красоты».
Заискрились вновь скорбные глазки,
Прояснились малютки черты,
И опять свои песни и сказки
Она шлет в мир тревог, суеты,
И опять будет души скорбящих
Теплой лаской своей согревать,
Рядом ярких фантазий блестящих
Мрачный жизненный путь освещать.
Вначале голос y меня дрожал, в груди сдавливало дыхание, я боялась, что совсем остановлюсь, но это продолжалось лишь на первых строках. Мало-помалу, сердце перестало бить тревогу, голос зазвучал сильно, я сама почувствовала, что говорю хорошо. В зале так тихо-тихо, все сосредоточенно слушают; это сознание еще больше приподнимает меня. Набравшись храбрости, я дерзаю даже разглядывать ближайшие лица. Вот милый Андрей Карлович; он доволен, это сразу видно. Синие, красные и черные (штатские) - генералы и не генералы тоже одобрительно смотрят. Но меня больше всего интересует происходящее y ближайшей правой двери. Дмитрий Николаевич по-прежнему стоит на своем месте и внимательно, не отводя глаз, смотрит на меня. Лицо y него такое хорошее-хорошее. На одну секунду глаза наши встретились, и от его светлого, ласкового взгляда вдруг так радостно сделалось y меня на сердце. Я чувствовала, как голос мой становился глубже, звонче; я вкладывала всю свою душу в это стихотворение, хотелось как можно лучше прочитать, чтобы понравилось ему, Дмитрию Николаевичу, чтобы услышать похвалу от него, увидеть его улыбку.