Первые леди Рима
Шрифт:
Первыми позорящими пятнами на портрете Юлии как образца женской высокой нравственности стали шепотки об отцовстве ее детей. Неверность во время ее брака с Агриппой связывалась с именем Семпрония Гракха, члена знаменитого клана Гракхов, и хотя ее отец игнорировал эти подозрения, ее ближайшие друзья явно знали лучше. Когда Юлию спросили, как так получается, что все ее дети от Агриппы похожи на него, в то время как у нее так много любовников, говорят, она дерзко ответила: «Пассажиров никогда не пускали на борт, пока трюм не заполнен», – подразумевая, что допускала в свою постель других мужчин, только будучи безопасно беременной от мужа {196} .
196
Macrobius, Saturnalia 2.5.9. О Домиции Марсе в качестве источника см. Fantham (2006), 81; and Richlin (1992), 69 and n. 7. О предполагаемом романе с Семпронием Гракхом во время замужества за Агриппой см. Tacitus, Annals 1.53.
Тем
197
Macrobius, Saturnalia 2.5.2.
198
Macrobius, Saturnalia 2.5.3–5.
Для римской женщины платье было буквально минным полем – как социальным, так и портновским. Ливия и другие высокопоставленные женщины часто изображались на статуях в традиционной stola – похожем на сарафан платье с V-образным вырезом у шеи, женским эквивалентом мужской тоги и стандартной одежде римской горожанки времен Республики. Но стола больше уже не была повседневной одеждой при Юлии, хотя ее ношение могло придать дополнительный налет благочестивой респектабельности в глазах ее отца. Взамен богатые матроны, начиная с I века до н. э., носили длинную с разрезными рукавами тунику и palla (накидку). Это было окутывающее одеяние: туника имела широкие, длиной до локтя рукава и высокую линию шеи, а обширные складки паллы сложным образом драпировались вокруг тела и накидывались на голову, когда женщина выходила на улицу. Она четко отличала римских женщин свободного сословия от женщин социально низших классов, которые не могли бы выполнять свою ежедневную работу в столь жарком и стесняющем одеянии; бедные женщины носили более короткие, не подпоясанные туники. Количество ткани тоже делало стоимость такой одежды доступной только богатым {199} .
199
Croom (2000), 74 and 87, and Olson (2008), 32.
Хотя общая форма женской одежды оставалась неизменной веками, римские женщины находили пути подчеркнуть и свой статус, и свое чувство стиля. Выбеленные обломки древних статуй не передают цветов одежд, которые когда-то носили женщины, – но отдельные следы пигмента на мраморе таких скульптур и раскрашенные портреты из Египта и других провинций империи свидетельствуют, что одеждам была доступна богатая палитра исчезнувших ныне оттенков, от небесно-голубого (aer), морской голубизны (unda), темно-зеленого (Paphiae myrti) и аметистового (purpurae amethysti) до шафраново-желтого (croceus), бледно-розового (albentes rosae), темно-серого (pullus) и каштаново-коричневого (glandes) – все эти цвета были перечислены Овидием, чтобы украсить девичью фигуру. И наоборот, выбор определенных цветов, таких как вишнево-красный (cerasinus) и зелено-желтый (galbinus), указывал на вульгарность, в то время как необычайно дорогой пигмент пурпур все больше становился исключительно принадлежащим императору и его семье {200} . Паллa могла быть окрашена, чтобы соответствовать тунике под ней, также были популярны рисунки и полосы по кайме с дополнительными оттенками.
200
On colours, см. Ovid, Ars Amatoria 3.169; о вульгарных красках см., например, Martial Epigrams 10.29.4; cf. Olson (2008), 11–12.
Крашеные и инкрустированные драгоценными камнями сандалии (soleae) и ботинки (calcei) также помогали женщинам высшего класса чувствовать
201
Olson (2008), 55–7 and Croom (2000), 104–7 and Stout (1994) – о женских аксессуарах.
Стоимость привозного материала и краски, необходимой для изготовления такой одежды, была астрономической. Хотя некоторые римские комментаторы утверждали, что дорого наряженная женщина является хорошей демонстрацией богатства и общественного положения ее мужа, раздавались также и голоса неодобрения по поводу бросавшихся в глаза затрат. Люди сознавали, что эти женщины, избегая домотканых материй из шерсти и льна, взамен требуют шелк – материал, который приходилось за огромные деньги доставлять в империю из Китая. Особого осуждения заслуживал косский шелк, тончайший, прозрачный материал, который ткали женщины на острове Кос; он был, по-видимому, предметом общего увлечения среди римских женщин высшего класса и вызывал неодобрение тех, кто считал прозрачную ткань приемлемой только для проституток и распущенных женщин. Именно такое платье могло вызвать неодобрение Августа, если он увидел его на собственной дочери {202} .
202
О ценности тканей см. Croom (2000), 21; о косском шелке см. Olson (2008), 14 and Croom (2000), 121.
Еще несколько зафиксированных конфликтов между отцом и дочерью имели место по поводу ее внешности и поведения. В одном случае он приехал, чтобы навестить ее, и увидел, как служанки выдергивают ей преждевременно седеющие волосы. Августа расстроила такая суетность, и он спросил, предпочитает ли она быть лысой или седой. Получив ответ, что все-таки лучше седой, он, как утверждают, ядовито заметил: «Тогда почему эти женщины так торопятся сделать тебя лысой?» {203}
203
Macrobius, Saturnalia 2.5.7.
Римская литература изобилует как правдоподобно, так и абсурдно звучащими историями о средствах, которые использовали женщины для идеального ухода за кожей: прыщики убирались куриным жиром с луком; морщины разглаживали тавотом; применялись лицевые маски из хлеба, ячменя, мирры или лепестков роз; для отбеливания кожи использовали меловую пыль, свинец и даже крокодилий помет – считалось, что он помогает добиться мягкости и белизны. Отшелушивание проводили при помощи раковин местных улиток; отскабливание волос с тела осуществляли пемзой. Проблемы с седеющими волосами, как у Юлии, решали обработкой земляными червями, смешанными с маслом {204} .
204
Olson (2008), ch. 2 и далее – о косметическом искусстве римских женщин, 73 – о лечении седых волос.
Хотя эти гротескные рецепты красоты получены из источников, больше заботящихся о направлении женских усилий на отсрочку действия руки времени, множество косметических тюбиков и коробочек в археологических находках, включая прекрасно сохранившуюся баночку крема для лица, составленного из животного жира, крахмала и олова, доказывает, что туалетный столик женщин римской элиты был плотно заставлен, а косметическое производство в Риме являлось процветающим бизнесом {205} . Забота Юлии о своей внешности могла расходиться со взглядами ее отца и его пропагандой скромности и моральной безупречности, но Юлия разделяла ее с многими другими римскими – и современными – женщинами.
205
D’Ambra (2007), 115 – о кремах для лица и состоянии римской косметической индустрии.
Тем не менее общественное неодобрение косского шелка и саркастические филиппики о более продуманных формах достижения красоты – все это показывало, как легко было пересечь разделительную линию между приемлемым прихорашиванием и осуждаемым нарциссизмом. При ее остром языке, яркой одежде и компрометирующем общении с мужчинами Юлия понемногу стала воплощать все те черты, которые заставляли римских мужчин заглядываться на женщин, – и угрожали разрушить новые моральные порядки Августа изнутри. Игра стала опасной, особенно когда отец являлся такой публичной и облеченной властью фигурой {206} .
206
Об украшающей женщин риторике см. Wyke (1994).