Первые леди Рима
Шрифт:
Ливия же теперь играла вне рамок традиционной женской роли в общественном политическом контексте, приобретая за это славу и известность. Ей и тем женщинам, кто повторял ее путь, были розданы роли послов доброй воли с задачей продвигать моральные ценности нового режима, служа образцом традиционного женского поведения и одновременно приобретая беспрецедентную публичность в роли посредниц между императором и его подданными. Хотя первым ответом Августа на просьбу Самоса о независимости был отказ, публично сообщив им о стараниях Ливии в их пользу, он надеялся подсластить пилюлю и сохранить свою популярность среди островитян.
Это очевидное желание показать роль жены в его делах свидетельствует о намерении Августа политизировать личную жизнь. Согласно его древним биографам, это навязчивое стремление распространялось даже на записи его личных бесед в одном из дневников о себе, который он вел по привычке, включая туда все более или менее серьезные разговоры, – до такой степени он сознавал, что его частная жизнь может отражаться на нем как на общественной личности. В одном таком записанном разговоре, который
«Я могу дать тебе совет – но только если ты хочешь получить его и не осудишь меня за то, что я, хоть и женщина, осмеливаюсь тебе предложить то, чего никто больше, даже твои самые близкие друзья, не осмелятся предложить… Я равно разделяю твои удачи и твои неудачи, и до тех пор, пока ты в безопасности, я также имею свою долю во власти – но если с тобой случится беда (не дай этого боги), я погибну с тобой… [Я] делюсь с тобой своим мнением, что тебе не следует налагать смертный приговор [на этих людей] … Меч, безусловно, не может решить все твои проблемы… так как люди не начинают больше любить того, кто дышит местью, которую, как они видят, этот он выплескивает на других; наоборот, они становятся более враждебными из-за страха… Поэтому выслушай меня, дорогой, и выбери свой курс… Мужчина не может вести такой огромный город от демократии к автократии и осуществлять перемены без кровопролития – но если ты продолжишь свою старую политику, будут считать, что ты делал эти неприятные вещи обдуманно» {148} .
148
Выдержки из: Cassius Dio, Roman History 55.16–21.
Быть может, намеренное сохранение ее речи имело целью сделать Ливию голосом женского сострадания, заступничества, продемонстрировать путь к мирному выходу из потенциального тупика, как делали это римские героини прошлого {149} . Но это также дает нам четкий портрет женщины с проницательным политическим разумом, умудренной жизнью и понимающей, что лучше всего подействует на аудиторию ее мужа.
Учитывая, что ее изображали столь важной фигурой в жизни Августа, реальные личные отношения Ливии с мужем, естественно, интересуют историков. Но только с учетом крайне противоречивых свидетельств биографов императора их нелегко понять. Как мы видели, брак в высшем римском обществе организовывался по типично прагматическим, а не по романтическим мотивам. Тем не менее любовь в браке проявлялась в похоронных эпитафиях и, что более убедительно, в опубликованных письмах, где, несмотря на все риторические формальности, видны проблески привязанности, близких, даже страстных отношений между парами и глубокого горя после смерти одного из супругов {150} .
149
Привычка Августа консультироваться с Ливией по таким вопросам дает современные параллели с Гарри Трумэном и его женой Бесс. Известно, что Трумэн советовался со своей женой при принятии важных решений, их личная переписка была опубликована в 1983 году: см. Caroli (1995), 203–4.
150
D’Ambra (2007), 77–8 – дискуссия; ср. Lefkowitz and Fant (1992), nos. 242–6 – эпистолярные образцы, а также о письмах ритора II века Фронтона и о его отношениях с женой Кратией.
Брак Августа и Ливии, каковы бы ни были его истоки, стал одним из самых продолжительных из всех, зафиксированных в римской истории, – он длился более пятидесяти лет. Понятно, что он рекламировался в публичном искусстве и льстивой литературе того времени как модель супружеского согласия. Однако некоторые литературные источники предполагают, что Август пользовался своими заморскими поездками в качестве прикрытия для свиданий с женой своего друга и советника Мецената, маскируя эту связь нападками на Антония и упрекая своего врага в лицемерии за его связь с Клеопатрой.
Один римский историк пишет об Августе, что Ливия была «женщиной, которую он действительно любил до самой смерти», но далее сообщает, что к старости сама Ливия поощряла мужа к адюльтеру, поставляя ему девственниц, к лишению девственности которых он имел страсть {151} . Эта мерзкая сплетня вдохновила выход в 1787 году порнографического справочника, составленного светским авантюристом с псевдонимом барон д’Ханкарвилль [5] – «Monumens du culte secret des dames romaines», в котором среди прочих была изображена римская камея с голой Ливией во время сексуального акта с Августом, с надписью: «Услуги этой дамы мужу были незаурядными. Не удовлетворяясь поиском повсюду прекрасных девушек, чтобы развлечь его, она также не отказывалась использовать свою прекрасную ручку для удовлетворения и умасливания императора» {152} .
151
Cassius Dio, Roman History 54.19.3 – об отношениях Августа с Теренцией; Suetonius, Augustus 62 – о любви Ливии и Августа; 71 – о том, как она подыскивала ему девственниц.
5
Под этим псевдонимом укрылся французский искусствовед и систематизатор античных изображений Пьер-Франсуа Юг (1719–1805), издавший два альбома фривольных стилизаций под такие изображения. Хотя эти стилизации иногда именуют «порнографическими», они не содержали ничего, что бы не встречалось на реальных античных вазах и камеях. (Прим. ред.)
152
Pierre d’Hancarville (1787), Monumens du culte secret des dames romaines, no. IV, Auguste et Livie. Благодарю Дэниела Орреллса, который обратил мое внимание на эту работу.
Говорят, что к концу жизни Ливия так ответила человеку, спросившему, как она приобрела такое влияние на Октавиана: «…тем, что была скрупулезно чистой сама, радостно исполняя что угодно, лишь бы угодить ему, не вмешиваясь ни в какие его дела и, в особенности, делая вид, что не слышу и не замечаю фавориток, которые становились объектами его страсти» {153} . Можем ли мы верить этим словам или же ее длинным поучениям, как поступить с заговором Корнелия Цинны, якобы напрямую сошедшим с ее губ, останется вопросами без ответов. Но для образца деловой жены политика, каковой она определенно была, это заявление выглядит абсолютно реальным и уместным. Оно завоевало ей аплодисменты подданных, которые назвали ее достойной наследницей женщин римского «золотого века», и породило рассказ, будто однажды она вмешалась, чтобы спасти жизни нескольким мужчинам, которых должны были казнить за то, что случайно попались ей на глаза в голом виде; как объяснила она, для столь чистой женщины, как она, голые мужчины ничем не отличаются от статуй {154} .
153
Cassius Dio, Roman History 58.2.5.
154
О Ливии как наследнице женщин золотого века см. Consolatio ad Liviam 343; об истории с голыми мужчинами см. Cassius Dio, Roman History 58.2.4.
Но, похоже, не все обожали Ливию в роли супруги и наперсницы императора. «У меня есть своя доля во власти», – предположительно заявила она в разговоре с Августом о заговоре Цинны. Это было весьма подстрекательское мнение {155} .
Как минимум один источник информации о сложностях в браке Ливии и Августа нельзя замаскировать никаким количеством тумана. Хотя оба они имели детей от предыдущих супругов, сам союз Ливии и Августа остался бездетным, несмотря на «заветнейшее желание» императора, как писал Светоний, – причем желание это было взаимным. Их ребенок, родившийся недоношенным, не выжил; повторяя Плиния Старшего, их союз был одним из тех редких браков, который имел «определенную физическую несовместимость», позволяя им производить детей с другими, но не друг с другом {156} . Бездетность пары была несчастьем, над которым насмехалась Клеопатра во время войны слов перед мысом Акций, и, хотя это может звучать несправедливым уколом, бездетность Ливии и Августа имела серьезные и далеко идущие последствия и для династии Юлиев-Клавдиев, и для принципов будущего имперского наследования {157} .
155
Cassius Dio, Roman History 55.16.2.
156
Suetonius, Augustus 63; Pliny the Elder, Natural History 7.13.
157
См. Barrett (2002), 35.
Любой династии нужны наследники. Хотя судьба дала Октавиану возможность прожить до глубокой старости, слабое здоровье часто приводило его в постель первые десять лет его правления, вызывая особую озабоченность проблемой – кто из его родственников в итоге заменит его? Женское первородство оставалось вне рассмотрения, исключая единственного биологического ребенка Августа – Юлию. Оставалось два основных кандидата: Тиберий, старший сын Ливии от ее брака с Тиберием Нероном, и Марцелл, старший сын сестры императора Октавии.
Октавия не была забыта в планах Августа на наследование. Наоборот. Теперь, в свои сорок лет, после расторжения брака с Антонием, она жила с братом и золовкой на Палатине, где приняла на себя обязанности по воспитанию девяти детей – не только своего сына и четырех дочерей от браков с Клавдием Марцеллом и Антонием, но также четырех выживших детей Антония от Фульвии и Клеопатры {158} . Словом, она представляла собой образцовый пример материнства, Корнелия, мать двенадцати детей, являлась образцом, который Август искренне поддерживал.
158
Его старший сын от Фульвии, Юлл Антилл, был предан смерти Октавианом после победы последнего, но младший сын Юлл Антоний в конце концов женился на дочери Октавии – Клавдии Марцелле Старшей. Антоний также имел троих детей от Клеопатры: близнецов Александра Гелиоса и Клеопатру Селену, и сына Птолемея Филадельфа.