Первые принципы философской антропологии
Шрифт:
Поддержку, о которой мечтают люди, Шелер видит в совокупном труде «по осуществлению ценностей предшествующей истории», где человеческий труд уже содействовал становлению «божества» в «бога». Можно также сказать иначе: то, что содействовало становлению «божества» в «бога», суть подлинные человеческие ценности. По мнению Шелера, лишь в личной самоотдаче открывается возможность «знать» и о бытии через себя сущего, следовательно, и о подлинных ценностях предыдущей истории людей, которая принимала участие в становлении бога (см. Шелер 1988, 95).
Очевидно, Шелер не случайно
Согласно Шелеру, для автономной философии и науки религиозная антропология лишена значения в любом смысле, «…для строго мыслящего и чисто чувствующего человека мучительно видеть, как древний миф, красивый в своем великолепии и исполненный смысла, пытаются поддерживать и защищать мнимо рациональными средствами» (Шелер 1994, 74–75).
Комментируя взгляды Гартмана и Керлера, Шелер отмечает, что у обоих философов «в холодном как лед одиночестве» абсолютно самостоятельная, не производная ни от чего личность стоит между двух порядков — с одной стороны, реального механизма, с другой — свободно парящего в себе царства объективных ценностей и идей, которое не полагается каким-либо жизненно-духовным Логосом. Таким образом, по мнению Шелера, «чтобы внести в мировой процесс направленность, смысл, ценность, человек может опереться в своем мышлении, в своей воле только на ничто. На ничто — не на Божество, которое сообщает ему, что он должен, а что нет, не на те жалкие идейные лохмотья старых метафизик Бога, какими являются „развитие“, „тенденция к прогрессу“ мира или истории, не на коллективную волю какого бы то ни было типа» (Шелер 1994, 95).
Мы совершенно не согласны с тем, что человек «может опереться в своем мышлении, в своей воле только на ничто», т. е. на небытие, на смерть. Наша точка зрения прямо противоположна: человек может и должен опираться в своем мышлении, в своей воле и в своих действиях на бытие, т. е. на жизнь — во имя жизни, во имя бытия.
У Шелера всеведущий, всеблагой и всемогущий Бог теизма находится в конце божественного процесса становления, а не в начале мирового процесса. Бог означает «идеальную цель, достигаемую лишь в той мере, в какой мир… становится совершенной плотью Бога» (Шелер 1994, 52, примечание).
Мартин Бубер негативно оценивает тот факт, что в своей поздней метафизике Шелер «порвал» с теизмом, любая форма которого «есть разновидность такой концепции вечности, где время есть сфера проявления и действия, но не возникновения и развития высшего Существа». Для Шелера Бог не есть, но становится; таким образом, Бог заложен во времени, «он — просто его продукт» (Бубер 1993, 136).
Бубер считает, что метафизику Шелера можно понять, только исходя из логики Гегеля (см. Бубер 1993, 135–136).
Своей концепцией становящегося Бога Шелер возвысился над традиционным теизмом, над его ограниченностью. Думается, религиозной ортодоксии для своей же пользы следует глубоко помыслить эту идею Шелера. Мы же принимаем его концепцию в ее главном содержании. Для нас это сделать тем более легко, что мы пришли к идее становящегося Космоса независимо от Шелера и в светской формулировке. Из этой идеи естественно вытекает, что судьба человека не имеет окончательного завершения. Космос становится тем, чем он становится. Человек также становится тем, кем он становится.
2.2. Светская теология как методология исследования
Религиозное миропонимание по-прежнему устойчиво и широко распространено в различных общностях. По отношению к религии разум может, конечно, руководствоваться правилом Вольтера: «Есть бесы, которые не поддаются никакому заклятию, например, бес логики» (цит. по: Эрн 1991, 37). Следуя этому принципу, можно получать весьма интересные и неожиданные результаты. Один из таких выводов предлагается в нижеследующем фрагменте.
а) Тень Протагора
Согласно религиозной традиции, только Бог дает прочные гарантии нравственности. С этой точки зрения мораль имеет надчеловеческое, абсолютное оправдание, и лишь оно признается единственно правильным. Допустим, что это так. Но вот что мы читаем в Евангелии от Матфея. Иисус Христос в Нагорной проповеди заключает: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Матф. 7:12).
Этот верховный принцип библейской морали воспроизводит золотое правило нравственности, которое еще в V в. до н. э. формулировал Конфуций: «Не делай другим того, чего не желаешь себе».
Во все времена данная норма поведения вызывала к себе самое почтительное отношение. Например, в XVII веке Т. Гоббс все свои «законы природы», т. е. моральную философию человека в так называемом естественном состоянии, сводил к этому правилу и апеллировал к вышеуказанному месту в Библии (см. Гоббс 1989, 326). Любопытно, что для Гоббса «законы природы… не являются законами в той мере, в какой они исходят от природы. Однако коль скоро они же занесены Господом в Священное писание… они имеют полное право называться именем законов» (Гоббс 1989, 319). Таким образом, божественный закон творит естественный, т. е. первоначальную мораль человека.
В ХХ веке Э. Фромм отмечал, что золотое правило нравственности стало в наше время самой распространенной религиозной максимой (см. Фромм 1992, 177). По его мнению, «если бы церкви соблюдали не одну только букву, но и дух Десяти Заповедей или Золотого правила, они были бы мощными силами, противостоящими идолопоклонству» (Фромм 1989, 166).
Сегодня Арчи Бам, директор Института мировой философии в Альбукерке (США), предлагает то же самое правило в качестве одного из фундаментальных принципов будущей единой философии, которая, по его мнению, своим идейным содержанием сможет привести всех людей к мировоззренческому согласию (см. Bahm 1995, 102–103). Обыденный же рассудок сплошь и рядом прибегает к помощи конфуцианского рецепта.