Первые шаги
Шрифт:
А из полноценных, выходит, заключают? К счастью, я вовремя прикусила язык и не выпустила наружу неуместное любопытство.
— И последний вопрос. Ты не знаешь, почему Шас мной заинтересовался и согласился взять в рабство? Из-за денег или по другой причине?
— Плата, которую мы оговорили, невысока, — отрицательно повел кистью посол. — За такие деньги очень мало кто согласится заключить нормальный договор. Я не знаю причины, могу только предположить, что это из-за того, что он такой же, как и ты.
У меня вырвался скептический смешок. Такой же? Да ни в одном глазу.
—
Химера. А значит — бывший рендер. Рендер, который смог выжить и устроиться в Чёрной Дыре. Достаточно хорошо устроиться, судя по всему. Последний ответ помог принять решение.
— Я согласна. И прошу тебя помочь с договором.
Сказала и тут же засомневалась, а не совершаю ли сейчас большую ошибку. Но если уж вступила на такую сомнительную тропу, то надо пройти по ней до конца. В конце концов, это всего на два года. Как-нибудь переживу.
День – ранний вечер 19 июня 617132 года от Стабилизации
Сворована
— Ещё укажи, что в случае, если раб проявит злостное повторяющееся непослушание, я имею право раньше времени отпустить его на свободу.
— Э, нет, так не пойдет, — бодро возразил посол. — Лучше сделаем так: в случае злостного непослушания ты имеешь право применять некалечащее физическое или моральное наказание или взимать денежный штраф по стандартной схеме номер три.
Шас задумался.
— В принципе меня такой вариант устраивает, но предлагаю в качестве четвёртой меры предусмотреть свободу. Хотя бы с согласия раба.
— Ни в коем случае. — Пальцы белоруна гневно дрогнули. — Я готов уступить и позволить комбинацию наказаний, а также допустить лёгкие, бесследно проходящие травмы, но без досрочного освобождения.
— А я согласна на свободу при непослушании, — влезла я в разговор.
По крайней мере, при такой формулировке у меня всегда будет шанс выйти на волю. Да, придётся потерпеть, но ведь недолго, а результат того стоит.
Мужчины оторвались от компьютера, на котором составляли договор, и посмотрели на меня. Причём, если будущий хозяин промолчал, хотя на его лице чётко отразилось нелестное мнение о моих умственных способностях, то посол не постеснялся высказать мысли вслух:
— Ты что, дура? Хотя что взять с неполноценной...
Возмутившись, я потребовала объяснений и обоснований тем условиям, которые только что обсуждались. Но мужчины полностью проигнорировали мои слова и вернулись к разговору.
— Ну что, убедился, что ни о каком досрочном освобождении даже речи быть не может? — как ни в чём не бывало поинтересовался белорун у Шаса. — Кстати, вон тот пункт, о прерывании контракта по взаимному согласию тоже, на мой взгляд, следует вычеркнуть.
И без того шокированная происходящим, от такого заявления я вообще потеряла дар речи. Посол на моей стороне или как?
— Хм... Я бы не стал убирать его так однозначно, — не согласился тартарец. — Но, если ты так настаиваешь, то согласен дополнить его требованием справки о вменяемости и минимальной
Белорун ненадолго задумался, похоже, перебирая варианты.
— Базовой ответственности, а не минимальной.
— Тогда этот пункт вообще не имеет смысла, — разозлился Шас. — Ты сам-то хоть понимаешь, что достичь базовой ответственности за такой срок нереально?
— Понимаю. Но настаиваю: или так, или вычёркиваем, — спокойно, но непреклонно заявил посол.
— Ладно, тогда убираем всю запись, незачем плодить лишние сущности, — раздражённо махнул рукой потенциальный хозяин. — Но в виде компенсации настаиваю на увеличении силы возможных наказаний и взятия штрафов по схеме номер четыре.
— Увеличение силы наказаний до слабо-калечащих, без последствий, предусмотрим возможность их комбинации, но штрафы по схеме номер три, — не согласился белорун.
— Теперь вернёмся к двадцать седьмому пункту...
Мужчины продолжили оговаривать договор, а мне с каждой минутой всё больше хотелось побиться головой об стену. Причём не просто побиться, а посильнее, чтобы хоть какая-то ясность мысли вернулась. Происходящее напоминало бред или сценку в сумасшедшем доме. Я уже запуталась, кто защищает мои интересы (ага, предлагая увеличить наказания, но вычеркнуть свободу), а кто — свои. Две трети обсуждаемых вопросов вообще остались загадкой, а в той части, где хоть что-то удалось понять, больше половины пунктов вызывали если не прямое отторжение, то как минимум сомнения. Заглянув послу через плечо, вновь попыталась вникнуть в то, что сейчас обсуждают, и вновь потерпела неудачу.
— Знаешь, что? — не выдержал тартарец. — Иди погуляй, пока взрослые лю... мы согласуем договор. Потом вернешься и прочитаешь.
— Да, так будет удобнее, — с готовностью согласился посол.
Вот, значит, как. Иди, неразумное дитя, поиграй в песочнице, пока большие дяди решают твою судьбу. Насупившись, я не отреагировала на эту провокацию, но, постояв ещё немного и поняв, что, если так продолжится, то сумасшествие не за горами, решила всё-таки последовать совету.
Голова болела и как будто даже опухла от бесплодных попыток разобраться в происходящем. Если раньше казалось, что хотя бы в самых простых вопросах я уже ориентируюсь, то теперь даже это вызывало сомнения. Я понимаю только то, что ничего не понимаю! Насколько же легче и проще было жить в Белокермане: несмотря на все тайны и неприятные события, происходящее выглядело логичным и доступным для разума.
Мысли о новой родине вызвали тёплое чувство. Сейчас даже снисходительное отношение и бессмысленная работа перестали казаться таким уж злом. Может, и правда рендеры не могут приспособиться жить в Чёрной Дыре, и лучший путь для нас — стать местными дурачками-умственными инвалидами? Хотя нет, какая-то возможность должна быть: ведь приспособился, например, тот же Шас. Другой вопрос — могут ли тут влиться в общество люди с Земли? В любом случае, белокерманцы очень много делают для рендеров, попавших в их страну: они дают шанс не просто на существование, но и на жизнь — здоровую и достаточно свободную, пусть и в виде неполноценного члена общества.