Первые снайперы. «Служба сверхметких стрелков в Мировую войну»

Хескет-Притчард Х.

Когда немцы стали платить нам той же монетой и разбивать наши перископы, мы стали высовывать из окопов поддельные модели перископов, которые, при расследовании входного и выходного отверстия пули, давали нам направление германских выстрелов и содействовали нахождению самих снайперов. Всякими такими способами нам удавалось находить, с самых первых дней, позицию любого снайпера, и раз пост уже был найден, существовало много способов для обезвреживания его.

Другое обстоятельство, часто привлекавшее наше внимание, была ружейная стрельба, производившаяся немцами периодически и, по-видимому, совершенно бесцельно, при которой они стреляли по разным предметам на нашем бруствере. Если бы такая стрельба происходила бы в сильный ветер, то можно было бы предположить, что немцы определяют величину отклонения пуль вследствие действия ветра; но так как стрельба происходила иногда и в тихую погоду, то мы пришли к заключению,

что причина ее кроется в другом. Вскоре, работая совместно с разведкой, нам удалось установить, что подобные оргии ружейной стрельбы обычно совпадали со временем смены частей в окопах. Это был один из признаков, по которым мы узнавали, откуда «ветер дует».

Не менее интересно было изучать психологию снайперов разных национальностей. Англичане всегда отличались здравым рассудком, но были несколько беспечны и склонны бесцельно рисковать своею жизнью, высовывая свои головы совершенно ненужным образом, вследствие присущего им некоторого оптимизма. Даже смерть своих же товарищей не могла побудить их укрывать свои головы, за исключением разве только тех именно мест, где только что был убит кто-нибудь из их предшественников. Отвага, связанная с хладнокровием, считается великим достоинством каждого воина, но в такой тонкой игре, как снайпинг, между достигнувшими совершенства противниками, когда нельзя было уступить врагу лишнего очка, можно было желать поменьше такой беззаветной отваги и больше рассудительности.

Уэльские снайперы были превосходны, их 38-ая дивизия вела специальный снайперский журнал, и их заведующий, капитан Джонсон, был чрезвычайно способный человек. К началу 1918 года снайперы этой дивизии успели ликвидировать до 387 немцев в чисто позиционной войне.

Канадские, Анзакские и Шотландские полки все без исключения работали великолепно, причем некоторые из них проявляли агрессивность, сильно действовавшую на состояние духа неприятельских войск; Австралийцев, к сожалению, я по личному опыту не знал, но они всюду слыли за отличных снайперов.

Американцы также были отличные стрелки и очень любили свою работу, но на практике я сталкивался с ними лишь в школе и не имел случая наблюдать их работу на деле.

Про германцев можно сказать, что за немногими блестящими исключениями они в общей сложности были хотя и хорошие снайперы, но довольно не предприимчивы, притом по народностям некоторые были лучше других, например: баварцы лучше, пруссаков, однако, и некоторые саксонские части также имели первоклассных снайперов.

Я припоминаю одну из моих поездок в тот участок окопов, где против нас стояли саксонцы; наши ребята говорили о них, как о «славных парнях». Тем не менее, не советовалось выставлять хотя бы кусочек головы на ширину лба перед этими «славными парнями», так как они на самом деле были прекрасные стрелки. Мысль о «славных парнях» как-то застряла в моем воображении и вызывала в нем картину снайпера «Фрица», полного, солидного и осмотрительного мужчину средних лет, деловито сидящего со своей винтовкой за стальным щитом, не любящего рисковать и делающего свое дело с видом солидного и уважающего себя гражданина. Такое представление о германском снайпере, тучном и бородатом, было, однако, опровергнуто телескопом, в который я увидел самых отчаянных и грязных типов, каких только можно было себе представить. Мне думается, однако, что те снайперы, которые в начале войны выползали за свои окопы и обстреливали нас с нейтральной зоны, именно и принадлежали к категории таких, отчаянных юношей, и когда мы избавились от них, германский снайпинг свелся к более спокойному и осмотрительному ружейному огню из окопов.

В некоторых германских полках нас поражало умение снайперов устанавливать телескоп на фокусе и хорошо стрелять перед рассветом и в сумерки. Особенно это замечалось в лучших егерских полках, рекрутировавшихся, как я полагаю, главным образом, из районов Роминтенских или Гобертосских лесов, где находились большие императорские охоты и где большая часть людей состояла из бывших лесничих. Но что касается стрельбы на дальние расстояния и высшего искусства наблюдения, германские снайперы далеко отставали от наших ловатских разведчиков (скаутов). Это вполне естественно, если принять во внимание, что немецкие лесничие проводят добрую часть своей жизни в темных лесах, где они следят за малейшим движением красной дичи или дикого кабана. При таком плохом свете дичь заметна лишь на 75–100 шагов, или даже меньше, и в лучшем случае видно лишь подергивание ухом или движение рогов в кустарнике. Сравните полумрак леса со световыми условиями безлесных горных пространств Шотландии. Это соперничество телескопа с биноклем, в котором победителем каждый раз выходил телескоп. За время пребывания на фронте, за несколькими единичными исключениями, я никогда не видел у немцев телескопа, тогда как наблюдал сотни

биноклей.

Но, конечно, самый лучший бинокль не выдерживает никакого сравнения с телескопом. Это знает каждый, кто пробовал сосчитать на охоте число разветвлений на рогах замеченного оленя. Мне стоило больших трудов убедить в этом некоторых из наших офицеров, привыкших к работе с биноклем. Как-то раз близ того места, где я работал в начале войны, на крыше замка стояла статуя рыцаря в латах с огромнейшей величины шпорами. Я неоднократно предлагал своим ученикам-офицерам, сторонникам бинокля, сосчитать количество зубцов на шпорах этого рыцаря, что им никак не удавалось сделать при помощи бинокля. Тогда я им передал свой великолепный телескоп Росса, и в течение всего вечера я только и слышал вопросы: «Где бы мне достать такой телескоп?»

Телескопический прицел значительно увеличивал и меткость стрельбы при плохом свете и давал возможность успешно использовать те ценные минуты после захода солнца, когда дневной свет гаснет и стрельба из обыкновенных винтовок по причине плохой видимости дает малодействительные результаты. Ночью обычные телескопические прицелы, конечно, непригодны. Но при помощи крупного телескопического прицела с 5-кратным увеличением, любезно предоставленного мне леди Грэхэм, некоторые из нас достигли площади рассеивания в 6 дюймов на расстоянии 150 шагов при лунном свете и даже при свете звезд нам удалось, один раз, получить рассеивание диаметром не более 2 1/3 дюймов. Я успешно пытался добиться того, чтобы правительство выпустило винтовки с подобными специальными прицелами для ночной стрельбы, исходя из того соображения, что непрерывное движение, происходившее в течение всей ночи за каждым окопом, должно давать массу хороших целей. Даже выдаваемые правительством винтовки давали хорошие результаты при ночной стрельбе, но действительность могла быть увеличена во много раз, если бы была возможность снабдить их для этой цели большими объективными стеклами [21] .

21

Возможно, что техника может дать телескопический прицел, позволяющий устанавливать его для стрельбы и днем и ночью; путем ли замены объективных линз или как-либо иначе — дело специалистов (Прим. ред.).

На обеих сторонах сотни жизней были спасены, благодаря ветру, так как в окопах трудно судить о его силе, а цель, по которой стреляли, была обыкновенно не более чем полголовы, так что малейшая погрешность в оценке силы ветра влекла за собой промах. Раз пуля пролетала мимо самой головы немца, он лишь очень редко появлялся снова на старом месте.

Словом, снайпинг в передовых окопах, по определению полковника Лангфорда Ллойда, сводился к «искусству попадать в очень небольшой предмет, стреляя на вскидку при недостаточном для тщательного прицеливания времени».

В одном месте нашей линии окопов недалеко от Ошонвиля, какой-то германский снайпер нанес нам чувствительный ущерб. Трудно сказать, сколько наших солдат погибло от его руки, но число жертв было не малое. Он скрывался где-то за кучами земли, ржавой проволоки и мешков с песком, составлявшими опорный пункт немецкой линии. В этом месте мы разглядели 20 или 30 бойниц, из которых, по нашему соображению, он мог стрелять. Наша задача состояла в том, чтобы определить, которой именно из них он пользовался. Германцы применяли такой способ, чтобы ввести нас в заблуждение: на самых видных местах бруствера стояли стальные щиты, из-за которых они стреляли от времени до времени, хотя и редко. По-видимому, германцы рассуждали так, что 30 бойниц дают 30 шансов против одного, чтобы та из бойниц, из которой сейчас стреляют, находилась бы в момент выстрела под наблюдением наших снайперов.

^{Рис. 14. Телескопические прицелы. 1 — с перископической призмой Альдис. 2 — Винчестера. 3 — германский (ночной).}

С нашей стороны здесь не было ни одной бойницы, дававшей возможность обстрела того сектора окопа, в котором засел немец, а поэтому всякая попытка обнаружить место его расположения поневоле должна была производиться путем выглядывания за бруствер. А так как немец, наблюдая все время, выжидал лишь того момента, когда кто-нибудь с нашей стороны высунется, ясно было, что нам давалась возможность приподыматься и заглядывать за бруствер лишь на один-два мгновения сряду. В конце концов, одному из наших офицеров удалось заметить этого снайпера вблизи двух огромных стальных щитов, установленных почти на самом гребне бруствера.