Первый элемент

Ли Рина

— Зачем вы меня хотели видеть? — Спрашиваю я, чувствуя, как портится настроение. В частности, из-за выражения моськи проректора.

— Обговорить произошедшее. — Улыбается магистр Хильдес. — Может, вам нужно будет выплатить моральную компенсацию?

Я удивленно приподнимаю брови. Они издеваются?

— Нет, спасибо. — Отвечаю, возможно, немного грубее, чем следовало бы. Но ректора это не обижает, он даже в лице не меняется. — Если считаете себя виноватыми в произошедшем, то отчислите и верните домой. Деньги мне не нужны.

Ректор лишь

коротко смеётся, словно я рассказала несмешной анекдот, а вот Кристофер фыркает и отворачивается к окну, скрывая свое лицо. Презирает мою настойчивость? Впрочем, до этого мне нет никакого дела.

— Из-за глупости одного адепта вас отчислят я не буду. — Поясняет ректор. Можно подумать, я сама этого не понимаю. Но я ничего не отвечаю.

Зато проректору есть, что сказать:

— А вот над отчислением адепта Каффера стоит задуматься.

— Что? — Переспрашиваю я вдруг осевшим голосом. Откуда-то изнутри поднимается жгучая волна злости. Даже не знаю, на что именно, на все сразу, наверное. — Что вы сказали?

Проректор медленно поворачивается лицом ко мне, смотрит, как всегда, прямо и внимательно, словно заглядывает в душу.

— То, что сделал этот мальчишка не может остаться безнаказанным. Его нужно отчислить. Вдруг, это повторится?

Нет, я всё прекрасно понимаю — проректор просто себя защищает, но отчисление из такого элитного учебного заведения только испортит впечатление о семье Кафферов, что ещё сильнее разозлит отца Мейла. Там, возможно, он захочет отомстить не только проректору, но и ректору. А там и до меня уже не далеко. Мне эти родовые проблемы совсем не нужны.

В моих глазах, наверное, было слишком много злости и желания наброситься с кулаками на магистра Эшфорда, поэтому ему на помощь пришел ректор:

— Да, Камелия, Кристофер действительно прав. Подобное поведение не может остаться без нашего внимания. Адепт Каффер опасен для общества, его стоит отчислить.

Голос его звучал мягко, объяснял он так, словно я была ребёнком, терпеливо и вкрадчиво. Но его слова меня только насмешили. Если бы не паршивое настроение (спасибо магистру Эшфорду), я посмеялась от души.

— Адепт Каффер опасен для общества? — Переспрашиваю я, приподняв бровь. — Вы себя слышите хотя бы? Какое ещё отчисление?

Ректор только тяжело вздыхает, а вот проректор медленно и верно начинает закипать. Он делает шаг в сторону стола, то есть, прямо ко мне, смотрит мне в глаза уже постепенно звереющим взглядом, и спрашивает:

— То есть, ты не хочешь, чтобы его наказывали?

— А должна хотеть? — Отвечаю вопросом на вопрос, также в упор смотря на магистра Эшфорда.

Тот лишь усмехается, зло прищурив глаза.

— Ты должна быть первой, кто этого хочет! — Нет, действительно не на шутку заводится маг Эфира, явно намекая на связывание.

— А я не хочу! — Копирую тон, вскакивая с места. Как можно усидеть на месте, когда этот злющий маг отключил тормоза? Ему можно, а мне — нет? Что он о себе возомнил вообще?

Шумно выдыхает, скрипя зубами.

—

Почему? — Очень спокойно спрашивает, играя желваками.

Я медленно выдыхаю, опустив на мгновенье взгляд, чтобы собраться с мыслями. Когда поднимаю глаза на мага, то голос становится тише и спокойнее, а слова, кажется, идут от самого сердца.

— Потому что он мой друг.

Но вот проректора эти слова злят ещё больше. Он делает ещё шаг, приближаясь:

— Это значит, что ему можно спустить всё с рук? Он тебе навредил, а ты его всё равно защищаешь?

— Это значит, что я верю в то, что он исправится. — Отвечаю спокойно, не изменившись в лице. — И да, я привыкла защищать тех, кто мне дорог.

Проректор морщиться так, словно его мучила сильнейшая зубная боль. Но я продолжила гнуть свою линию:

— Я понимаю, что Мейл совершил действительно ужасную ошибку. Понимаю, что так просто его никто не простит. Но поймите и вы меня — он не хотел этого делать. Его заставили! К тому же, вы сами приложили руку к тому, чтобы всё это произошло!

— Я приложил руку только к тому, чтобы прекратить нелегальную продажу артефактов, угрозу жизни мирного населения и увелечению количества охотниками за сокровищами! — Гневный выдох и ещё шаг ко мне. Естественно, нагибаюсь назад, потому что стул, стоявший в ногах мешал отступить полноценно. — И что такого плохого я сделал?

Я даже на секунду опешила, пытаясь понять, почему именно так взъелась на магистра Эшфорда. Наверное, из-за психологического давления (и физического тоже).

— Я не говорила, что вы сделали что-то плохое, а только напомнила о вашей причастности ко всему этому. Единственный, кто, как мне кажется, действительно виноват — это отец Мейла. Но ведь вы мне не поверите, если я скажу, что это он всё подстроил, и что Мейл просто шёл у него на поводу всё это время.

— Как бы то ни было, адепта Каффера нужно отчислить.

Я тяжело выдыхаю и закатываю глаза, чувствуя уже дикую усталость от этого разговора. Но сдаваться я всё ещё не собираюсь, поэтому на эмоциях трясу ладонями в воздухе и откровенно ною уже, потому что бесит жутко:

— Магистр Эшфорд!.. если вам нужны извинения, то я могу попросить прощения за него!..

Дальше я просто ничего не успеваю сказать, потому что обе руки были перехвачены в воздухе за запястья, и вытянуты выше, на уровне моего лица. Тянет на себя, вынуждая подойти ближе. Мужчина демонстрирует мне мои собственные ладони, покрытые ранками и покрасневшими ссадинами.

— Неужели тебе мало этого? — И куда мягче и тише, даже несколько шутливо, чуть ли не с улыбкой, смотря прямо в глаза: — Когда ты успела в мазохисты записаться?

Несколько секунд просто пытаюсь переварить ситуацию — слишком близко, слишком. Успеваю отметить, как сердце сначала пропускает удар, а потом начинает биться с утроенной силой. Глаза бегают по красивому лицу, мозг пытается вспомнить, о чем мы говорили. А, точно… Мейл.

— Вы еще поцелуйтесь. — Вдруг доносится ехидное сбоку.