Первый и Единственный

Абнетт Дэн

— Дерций. Командующий янтийскими войсками. Непосредственный командир твоего отца. Все ясно. Да, я вижу здесь его рекомендательное письмо.

— Дядя… То есть генерал Дерций сказал еще, что теперь, когда отца больше нет, вы будете присматривать за мной.

На какое-то мгновение Бонифаций замер. Когда он повернулся к Гаунту, его изуродованное лицо смягчилось и в единственном живом глазу читалось… расположение? Забота?

— Ну конечно, Ибрам. Мы присмотрим за тобой.

Кресло Бонифация подкатилось к латунному полотну на стене.

Шестеренки на его боку со щелчком встали на зубцы спирали. Магистр дотронулся до рычажка, и медная дорожка начала возносить его над Гаунтом широкими кругами. Бонифаций остановился на уровне третьей полки, достал одну из книг и открыл наугад.

— Сила Императора… — прочел он. — Закончи.

— В Человечестве, как сила Человечества в Императоре. Проповеди Себастиана Тора, том двадцать третий, глава шестьдесят вторая.

Бонифаций двинул свое кресло выше, взял новую книгу.

— Смысл войны?..

— В победе! — немедленно ответил Гаунт. — Мемуары лорда-генерала Греша, глава девятая.

— Как узнать мне, в чем долг мой пред моим Императором?

— Ибо всем, что дано мне, я обязан Золотому Трону, и вечным служением моим долг мой пред Ним будет оплачен, — парировал Гаунт, — «Небеса Желанные» инквизитора Рейвенора, том… третий?

Бонифаций спустился вниз и вновь оказался лицом к лицу с Гаунтом.

— Если быть точным, том второй.

Гаунт увидел прямо перед собой изорванный край плоти, где начиналась бионическая маска искусственного лица, и внутренне содрогнулся, хотя изо всех сил старался не показывать этого.

— Ты хочешь что-нибудь спросить?

— Да. Как погиб мой отец? Мне никто не рассказывает, даже дя… генерал Дерций.

— Зачем тебе это, мальчик?

— Я познакомился с мальчиком по имени Бленнер. Он знает, как умерли его родители. Его отец пал в бою с Великим Врагом на Футарке, а мать убила себя из любви к нему.

— Это он тебе сказал?

— Да, магистр.

— Родители послушника Бленнера погибли во время вирусной бомбардировки его планеты, зараженной генокрадами. Бленнер тогда гостил у своих родственников на другой планете. У тети, если я не ошибаюсь. Его отец был чиновником Администратума. У Бленнера богатое воображение.

— А то, что он стрелял боевыми патронами на стрельбище? Его за это наказали?

— Послушник Бленнер был пойман, когда писал непотребства о старшем наставнике в уборной. За это он и был наказан. Я гляжу, ты улыбаешься, Гаунт. Почему?

— Просто так, магистр.

Долгая тишина, только потрескивает энергополе в кресле магистра.

— Как погиб мой отец, верховный магистр? — повторил Ибрам Гаунт.

— Это секретная информация. — Бонифаций громко захлопнул информационный планшет.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Город Крация, Пирит

1

Имперский Шпиль был самым настоящим архитектурным чудом. Во всяком случае, так решил полковник Колм Корбек. Железный

каркас возносился на три тысячи метров над Крацией, старейшим городом Пирита. Четыре тысячелетия назад его возвели здесь во славу Императора. Или, скорее, во славу инженерного искусства колчеданцев. По сравнению с ним казались карликами и зубчатые бастионы Адептус Арбайтес, и даже башни-близнецы здешнего собора Экклезиархии. В безоблачные дни город превращался в огромные солнечные часы, а Шпиль служил им стрелкой. Точное время можно было узнать по тому, на каких улицах была тень.

Жаль, в тот раз выдался не солнечный денек. В Крации стояла зима. Низкое, пасмурное небо застыло пустым экраном ненастроенного панорамоскопа. Серый свинец туч неспешно опадал хлопьями снега. Крыши и башни старого серого города медленно белели. Холодная белизна покрывала резные барельефы, кованую сталь водосточных труб и медь карнизов, оседала на пожарных лестницах и под стрельчатыми арками окон.

Но в глубине лабиринта улиц было тепло. Аллеи и площади города, скрытые навесами из мутного стекла и вязи железной резьбы, постоянно обогревались. На глубине нескольких километров старинные обогревательные турбины питали горячим воздухом теплотоки под тротуарами. Над первыми этажами мерцала пленка низкоэнергетического защитного поля, не пропускавшего вниз ни снег, ни дождь.

Колм Корбек, в танитском офицерском кителе нараспашку, устроился в одной из местных закусочных. Полковник отхлебнул пива и беззаботно откинулся на чугунную спинку стула. На Пирите любили чугун и делали из него все подряд. Даже пиво, если судить по вкусу.

Первый раз за много месяцев приятная слабость разлилась по телу. Кошмар под названием Фортис Бинари наконец остался в прошлом. Грязь, паразиты, артобстрелы… Ночами отголоски пережитого пробирались в его сны, и он вскакивал с постели под пригрезившийся грохот орудий. Но этот стул, пиво, тепло безопасных улиц… Полковник снова чувствовал себя живым.

Неожиданно на него упала тень, казавшаяся еще больше Имперского Шпиля.

— Мы идем? — спросил рядовой Браг.

Корбек чуть повернул голову, чтобы увидеть безмятежное лицо силача.

— Рановато еще. Говорят, ночью здесь расцветает веселая жизнь. Но для этого еще чересчур светло.

— А по-моему, скучно, как в могиле, — кисло протянул Браг.

— Ты лучше скажи спасибо, что нас кинули на Пирит, а не на Гаспедин. Я слышал, там, кроме ульев, мусора и пустошей, вообще ничего нет.

Тем временем, подчиняясь заданному циклу, на перекрестках и под навесами начали зажигаться электролампы, хотя было еще светло.

— Мы тут поговорили… — начал Браг.

— «Мы» — это кто?

— Ну… Ларкс, я… и Варл. И еще Блейн, — замялся здоровяк. — Мы тут слышали про один кабак. Говорят, хорошее место.

— Отлично.

— Да, вот только…

— Что? — спросил Корбек, уже зная, что стоит за этим «только».

— Он в холодной зоне, — закончил Браг.