Первый инженер императора – I

Вольт Александр

Ну, дворецкий, удружил. Когда на днях поеду в город — найду его и задам пару вопросов.

— Саша… — обратился ко мне Михайлович, но я проигнорировал его.

Я направился к женщине, чтобы помочь поднять мешок и взглянуть на содержимое. Если что-то уцелело, то можно будет отложить в сторону, а осколки (ибо иначе это не назовёшь) сложить отдельно и вывезти на свалку.

Наперерез мне кинулся мужчина, упав на колени и прислонившись почти лбом к земле.

— Не гневайтесь, барин! — запричитал он на местный манер. — Прошу, не бейте! Хворала

моя непутёвая, еле с того света вытянули, — через каждое слово он почти бился челом о землю, а я не понимал, что происходит.

Я присел на корточки и положил ему руку на плечо. Мужчина средних лет, возможно, чуть ближе к сорока годам. Худощавый, чумазый. Темные сальные волосы. Кожа загорелая явно от постоянной работы в поле. Он вздрогнул, когда я коснулся его, словно зверь, познавший лишь побои.

— Как тебя зовут? — спросил я самым спокойным голосом.

— В… Василь, — ответил мужчина, заикаясь, и поднял голову. Серые, почти бесцветные глаза. Я видел в них отражение своего лица.

Я встал и протянул ему руку.

— Поднимайся.

Василь смотрел на меня с непониманием, как я три минуты назад на них. Потом его взгляд опустился на мою протянутую ладонь, отчего редкие брови крестьянина поднялись ещё выше.

— Вставай, — повторил я и слегка покачал рукой, намекая, чтобы он за неё взялся.

Василь протянул дрожащую руку. Осторожно, словно боялся обжечься, он коснулся моей ладони, а затем ухватился за неё всеми пятью пальцами. Несмотря на свою внешнюю слабость и измождённость — хватка у него оказалась железной.

Я дёрнул Василия на себя, помогая подняться с земли, после чего стряхнул с его плеча пыль и песок, что налипли, пока он кланялся.

— Слушайте, — сказал я строго. — Здесь никто никого бить не собирается. Ясно?

— Да, Господин барон, — робко ответил Василь, переминаясь с ноги на ногу.

Я окинул взглядом застывших людей, смотревших на нас с испугом.

Супруга Василия тем временем осела на землю, прислонившись плечом к телеге, побледневшая до воскового оттенка.

— Помогите ей, — скомандовал я женщинам, стоявшим возле неё. — Дайте воды и пусть не берётся ни за что тяжёлое, а лучше отведите отдохнуть, — я повернулся к Василию. — Что с ней?

Мужчина замялся, словно ему было неловко говорить со мной или выносить семейные тайны на публику.

— Не знаю, Ваше благородие. Долго болела, постоянно кашляла и жаловалась на боль в груди. Горела от температуры денно и нощно. Наша бабка-знахарка ей какие-то припарки прикладывала и отвары всякие пить заставляла, пока эта гадость из неё не вышла.

Ясно. Подхватила бронхит из-за ослабленной иммунной системы, который перешёл в пневмонию и начал губить женщину. Когда разберусь со своей головой — нужно будет поискать старые медицинские книги и узнать о добыче пенициллина. Но до этого ещё очень далеко.

Я кивнул Василию и похлопал по плечу.

— Главное, что она жива, верно?

Он активно закивал головой.

— Да, барин, правду говорите.

Конечно, главное.

— Вот и хорошо. Ступай, разгружайте телеги, мы с Михайловичем эту закончим. И посмотри что там в мешке было. Всё, что целое — оставь, а если в труху, то выкинь.

Он низко поклонился и стал пятиться к своим соплеменникам.

— Спасибо, — повторял он многократно. — Спасибоспасибоспасибо.

Я повернулся и подошёл к повозке, с которой успел снять только один мешок и осмотрел. В голове снова возникла неприятная боль, сводящая с ума. Я взялся рукой за борт и удержал равновесие на всякий случай, вдруг ноги подкосятся. Но обошлось.

Андрей Михайлович был тут как тут.

— Ты в порядке, Саш?

— Да, — отозвался я. — Все нормально. Поможешь разгрузить?

Он молча кивнул, взявшись обеими руками за края мешка. Я взялся за противоположные и на счёт «раз-два» мы стянули его на землю. Судя по сыпучести это была какая-то крупа. Наверное съедобная, а не на посадку.

— Михалыч, — обратился я к кузнецу вполголоса. — Объясни мне их поведение?

Кузнец, обтерев руки о штаны, посмотрел на меня и проследил за взглядом. Крестьяне, как и раньше, выглядели настороженно и угрюмо. Смотрели на нас, словно мы и вправду прибыли с другой планеты. Или из тёмного леса.

Я не особо разбирался в их мыслях, поэтому даже не пытался вникать в причины такого поведения. Хотя, так как нам жить вместе, то придётся залезть в душу к каждому и выяснить, что за скелеты спрятаны в их шкафах.

— С непривычки, наверное, — ответил Михалыч. — Привыкнут. Для нашего человека покидать стены защищенного города не самое частое явление, знаешь ли. Да и вообще удаляться от столицы.

— Понимаю. Но человек такое существо, что ко всему привыкнуть может. К смене обстановки в том числе. Но неужто так по городу убиваются?

Я поймал себя на мысли, что, если это правда, то поражаюсь силе привязанности этих людей к месту. Хотя, сам я был из другой эпохи, где привязанность к месту и земле уже давно утратила свою значимость, уступив место технологическому прогрессу, мобильности и свободе.

«А они тут вон, как по месту горюют», — с недоумением подумал я, наблюдая за потухшими взглядами и понурыми головами.

Хотя внутри себя я понимал, что дело не в привязанности к месту, а в чём-то другом. Терзало крестьян нечто более глубокое.

— Андрей Михайлович, — спросил я, — а почему, когда я с монархом про Хмарское упомянул, то все так недовольно скорчились, словно им навоз предложили лежалый пожевать вместо завтрака?

Я не стеснялся выражаться при кузнеце. Он и сам был тот ещё матершинник, когда мы вместе трудились у горна.

— Та… — отмахнулся старик, берясь за край очередного мешка. — Слухи одни. Говорят, будто барина того из дома выживали силой.

— В смысле «выживали»? — переспросил я, недоумевая. — По указу же Императора у них конфисковали всё имущество и отправили на восток со слов Государя. Или нет?