Первый инженер императора – I
Шрифт:
Сам человек сидел в глубоком красном кресле и что-то медленно записывал настоящей шариковой ручкой в тетради в клетку. Он аккуратно выводил букву за буквой и если приглядеться, то можно было заметить, что его почерк был настолько внятным и разборчивым, не чета письменам большинства монархов, что основали свои дома на осколках империи.
Граф Цепеш не принадлежал ни к одному из домов, а был верен старой короне своего правителя, который был дерзко предан собственными приближенными. В тот день он не смог помешать тому, что случилось, так как был по указу императора далеко
Нетопырь залетел в открытое окно, как к себе домой. Его маленькие перепончатые крылышки рассекали воздух, заполняя комнату, в которой скрипела ручка и трещали поленья, свистящим звуком. Малыш крутанулся вокруг коротко стриженой головы своего хозяина, попискивая, и, подлетев к люстре, уцепился за нее лапками.
Граф Виктор Цепеш не обращал внимания на маленького летучего мышонка ровно до тех пор, пока не закончил предложение и не поставил аккуратную маленькую точку.
— Ну-с, — сказал он, закрывая тетрадь и откладывая ее на невысокий кофейный столик из красного дерева с резными винтажными ножками. — С чем пожаловал, мой дорогой друг?
Отцепившись от люстры, нетопырь пикировал к полу, где вновь вспорхнул крылышками и, подлетев, приземлился к хозяину на плечо на мягкий кашемировый жилет красного оттенка.Перебирая цепкими рукокрыльями и лапками, мышонок добрался до уха графа, фырча и попискивая.
Усевшись поудобнее и ухватившись за мочку, нетопыренок принялся щебетать на своем языке, рассказывая о все, что только услышал в поместье Кулибина, что стояло во Хмарском.
— Вот как? — удивился Виктор Цепеш, внимательно слушая рассказ слуги. Свободной рукой он потянулся к столику, куда отложил тетрадь и взялся за бокал с чем-то красным, пригубив вязкую жидкость губами.
Если бы кто-нибудь подглядывал за графом в замочную скважину или окно, то сопоставив его фамилию и напиток, однозначно предположил бы, что Цепеш вампир, но за дверью никого не было. Как никто и не осмелился подглядывать за графом через распахнутые створки. Виной тому, наверное, была высота третьего этажа.
Да и к тому же, это было обыкновенное вино из мускатного винограда южного сорта.
Поднявшись с кресла, мужчина подошел к одному из книжных шкафов и стал водить пальцем по корешкам, выискивая нужную книгу. Это было не так трудно, если учесть, что произведения стояли отсортированные в алфавитном порядке.
Нужная книга не слишком сильно отличалась от множества других, но ее содержание было несколько иного характера. Толстый талмуд не был исписан сложными математическими формулами или закономерностями генетики. Нет. Все было куда проще.
Эта книга содержала в себе семейные древа всех ученых, что жили в империи и составлена по указу императора, чтобы контролировать всех и каждого. Указ о запрете на науку должен был соблюдаться в жесточайшей строгости и потому каждая ученая голова просто обязана была стоять на некоем учете.
— Очень интересно, — пробурчал сам себе под нос Цепеш, изучая древо. — И откуда ты взялся, Александр Кулибин?
* * *
—
Материал приклада точно был из ореховой древесины, пропитанный льняным маслом до янтарного блеска. В нос ударял терпкий запах старой смолы и металла, который не спутаешь с синтетикой старого времени.
Я начал осмотр с дуги. Это первое, что цепляет взгляд. Не композитные пластины с квантовой памятью формы, а монолитный изгиб древесного полотна, обитого кованной пластиной. Отчетливо видны следы молота: здесь на левой части мастер перегрел металл, оставив микроволны, а вот с правой — недотянул закалку, отчего металл поблескивает пятнами.
По меркам моего века само использование этого оружия даже для охоты вызвало бы смех, но как изящно рассчитан изгиб! Дуга сужается к концам, уменьшая массу без потери упругости — интуитивная гениальность дотеоретической механики.
Взгляд непроизвольно двинулся дальше, внимательно и дотошно рассматривая следующий элемент. Ложе.
Оно профессионально выточено так, чтобы лежать в руке, как продолжение кисти. Однако мои инженерные рефлексы тут же подметили просчеты: центр тяжести смещен к дуге, прицельная линия едва совпадает с осью тетивы. Зато резные желобки для пальцев настоящее произведение искусства, подогнанное под анатомию владельца. На левой стороне ложа — медная пластина с инициалами «А. В. 2423». Возможно, оружейник Антон Васильев? Алексей Варганов? Интересно, что с ним стало с тех пор, как император сошел с ума?
А вот спусковой механизм заставляет меня усмехнуться. Простейший «орех» из бронзы, без предохранителя или блокировки. Тяжелая железная скоба вместо курка и для того, чтобы выстрелить нужно нажать сжать всю кисть, чтобы сработал двуплечный рычаг… технологии, до которых человечество шло веками, воплощены здесь с трогательной тщательностью.
Тетива сплетена из конопли и пропитана пчелиным воском. При утреннем солнечном свете под углом заметны потертости от частого использования. В мою эпоху такой материал считали бы ненадежным — слишком растягивается от влаги, теряет упругость на морозе. Но здесь, в двадцать шестом веке, что напоминал мне пятнадцатый, это вершина инженерной мысли.
На прикладе ни амортизации, ни регулируемого упора. Просто стальная пластина, что приклепана к дереву и от этого элемент слегка кривоват — мастер экономил металл, повторно используя обломок какого-то доспеха. Но именно эта неровность цепляет взгляд: на стали проступают следы гравировки в виде стилизованных волков, пожирающие солнце.
Этот арбалет не просто оружие. Это история, выкованная в металле и дереве. И глядя на него, я ловлю себя на мысли: технологии моего времени создали бы идеальный арбалет… но он никогда не обрел бы этой души, этой грубой поэзии борьбы человека с материалом.