Первый линзмен
Шрифт:
Две рослые фигуры застыли друг против друга в центре арены. Доспехи Киннета, шлем и щит тускло поблескивали сталью; помятые и исцарапанные, они были созданы для боя и использовались в бою. Панцирь галла был покрыт затейливым чеканным орнаментом, на шлеме покачивался яркий плюмаж, щит сиял серебряными украшениями. Казалось, ни меч, ни трезубец противника еще не касался всего этого великолепия. Фермиус, видимо, был щеголем.
Гладиаторы одновременно шагнули вперед и повернулись лицом к подиуму, где в мягком развалился Нерон. Шум разговоров - булава
– Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!
Взлетел вымпел, возвещавший начало схватки - ив тот же миг бойцы сорвались с места. Фермиус взмахнул мечом, сделав стремительный выпад, но промахнулся. Булава в руке Киннета летала как перышко, нацелившись в грудь противника - но сверкающий панцирь остался невредим. Фракиец надеялся, что никто не заподозрил, что атака была ложной; он собирался бить ниже, много ниже. Фермиус снова занес клинок, на секунду приоткрывшись, и Киннет ударил; потом - еще и еще раз.
Но, как и говорили, галл оказался быстр и силен. Первый удар, нацеленный на незащищенное правое колено, он отразил щитом.
Удар слева по бедру тоже пришелся в вовремя подставленный щит. В третий раз булава глухо звякнула о бронзовый оплечник панциря. Затем последовала серия выпадов мечом, резких и быстрых, которые Фермиус парировал с трудом; в конце концов, яркий плюмаж с его шлема, срезанный точным взмахом клинка, упал на землю. Публика возбужденно зашумела. Бойцы отскочили в разные стороны и внимательно посмотрели друг на друга.
С их точки зрения это было просто легкой разминкой. То, что галл всего лишь потерял свои перья, для них, профессионалов, значило только одно - внезапная атака Киннета провалилась. Теперь каждый почувствовал, что перед ним смертельно опасный противник; это щекотало нервы зрителям, но отнюдь не самих бойцам.
Толпа сходила с ума. Старый гигантский ипподром, место конных ристаний и гладиаторских боев, давно не видел таких поединков. Запах смерти, неожиданной и скорой, витал над посыпанной песком ареной и рядами каменных скамей, тянувшимися к самому небу. Сердца проваливались вниз, желудки подпирали гортань, щерились рты, жадно хватая воздух, выпучивались глаза. Римляне наслаждались любимым зрелищем. Каждый - будь то мужчина или женщина - ощущал пьянящий привкус крови и жаждал увидеть ее цвет. Каждый знал, что сегодня один из этих двоих умрет; никто не позволил бы остаться в живых обоим. Впрочем, такие бойцы не могли разочаровать зрителей.
Женщины с раскрасневшимися лицами вскрикивали и визжали от избытка чувств. Мужчины, вскочив на ноги, размахивали кулаками, кричали и ругались. Но и те, и другие не забывали делать ставки.
– Пять сотен на Фермиуса!
– вопил один, размахивая дощечкой и стилем.
– Принято!
– звучал ответный крик.
– Галл уже мертвец! Киннет добьет его!
– Тысяча!
– следовало очередное предложение.
– Киннет
– Принято!
– Две тысячи!
– Пять тысяч!
– Десять!
Гладиаторы сблизились. Замах - резкий свист клинков - грохот. Щиты трещали от сыпавшихся на них ударов, мечи звенели и сверкали. Вперед и назад, по кругу, отступая и наступая, минута за минутой демонстрируя свое мастерство, ярость и мощь. Проходило время, напряжение возрастало, сгущаясь вокруг арены, словно мрачный туман.
Кровь струилась из рассеченного бедра галла, и половина толпы вопила от радости. Кровь сочилась сквозь сочленения доспехов Киннета, засыхая темной коркой, и другая половина завывала в зверином восторге.
Ни один боец не сумел бы долго выдержать такого темпа. Оба, фракиец и галл, начали уставать, их движения замедлились. Благодаря преимуществу в весе и вооружении, Киннет заставлял галла обороняться, но силы его убывали с каждой минутой. Наконец, он сделал быстрый шаг вперед и ударил по щиту противника; пробив металлическую оковку, лезвие до половины засело в доске. Резкий поворот клинка - и щит, вместе с погнутым мечом, отлетел в сторону. Фермиус, ошеломленный, вдруг издал радостный вопль и, перехватив обеими руками свой тяжелый самнитский меч, занес его над головой.
И тогда Киннет ударил. Булава, прятавшаяся за щитом, вдруг очутилась в его правой руке, потом панцирь галла жалобно звякнул и вдавился внутрь, словно жестяная пустышка. Железное на вершие палицы попало в самый центр кирасы, Фермиус покачнулся, отступил назад на негнущихся ногах и рухнул на землю. Как только его тело коснулось песка, Киннет поставил ногу галлу на грудь и поднял голову. Его противник был уже мертв, но это не имело значения. Сжимая в руке кинжал, фракиец ждал знака императора.
Обезумевшая толпа окончательно сошла с ума. Ни единой мысли о снисхождении не возникло у этих опьяненных кровью людей. Возможно, в более спокойную минуту они даровали бы жизнь побежденному - не из милости, а лишь потому, что такой боец мог еще не раз пощекотать им нервы; но теперь, чувствуя опьяняющую близость смерти, они хотели пережить все до конца.
– Смерть!
– рокотало эхо выкриков.
– Смерть! Смерть! Большой палец правой руки Нерона опустился, и зрители единодушно повторили жест владыки. Смерть! Чудовищный шум толпы стал еще громче.
Киннет опустил кинжал и нанес ненужный уже удар.
– Дело сделано!
– прозвучал чей-то громкий вскрик.
Так выжил фракиец Киннет; Ливиус, к своему собственному изумлению, выжил тоже.
– Рад за тебя, Железная Рука!
– Киннет никогда не видел беотийца в таким возбужденным.
– Афина Паллада прикрыла тебя щитом, как я и просил! Но, клянусь Тотом и Осирисом, я страшно перепугался, когда ты ударил в щит этого галла и остался без меча… Да, бойцы вроде тебя не ровня нам, простым смертным!