Первый меч Бургундии
Шрифт:
Благодушный, улыбчивый Гельмут, сложив персты левой руки как Христос во славе, правой рукою раз за разом всаживал в Мартина стальное стило. Тот ехидно ойкал, как от щекотки, и не умирал. Просмотрев этот, Карл проснулся в коллинеарный ультра-реалистический кошмар.
В нем он, Карл, тщетно щелкал кресалом, но искры не высекались, и светильник оставался незажженным и темнота не отступала.
А когда десятая отчаянная попытка пробудиться в честную реальность, в полный рост и надежно эманированную Создателем, наконец-то увенчалась успехом, когда
Рассуждая не так и даже не в том духе, что засыпать обратно не просто бессмысленно, но и очень страшно (ибо очень страшной казалась сама мысль о том, что здоровому, почти сорокалетнему мужику, владетелю если не большей, то определенно лучшей половины Мира, красавцу-ебарю и отменному фехтовальщику может быть страшно впасть в сон на пару предрассветных часов, и поэтому всю мерзость пришлось загнать на расплод в подсознание), а уверяя себя вполголоса, что совершенно необходимым является довыяснение обстоятельств гибели аборигенов замка Орв, Карл зажег массивный масляный светильник.
Светильник не переставал удивлять Карла своей формой четвертый день. Это была голова, со всеми признаками зрелой мужественности отлитая из бронзы с аттическим тщанием. Мужчина смотрел на мир янтарными глазами, зраками которым служили черные жемчужины.
Его пухлые губы были чуть приоткрыты - ровно настолько, чтобы придать лицу надменно-удивленное выражение и образовать отверстие, через которое его гортань пополнялась маслом.
И всё бы это было туда-сюда, если бы не два воздетых вверх воловьих рога, венчавших голову незнакомца. В рогах находились фитили и прямо на их концах возгоралось пламя - красно-оранжевое и весьма чадное.
Карл оделся и нацепил под мышку потайные ножны со стилетом. Потом Карл двумя руками поднял рогатую голову - она оказалась ещё тяжелее, чем он предполагал; светильник явно создавался как имущество по существу недвижимое. И, локтем отодвинув засов, вышел в коридор.
Карл остановился - на лестнице в пяти шагах от его апартаментов послышались шаги и чернота лестничного проема растворилась в отсветах пока ещё не видимого факела.
Карл опустил светильник на пол, отступил на шаг назад, запустил правую руку за пазуху и нащупал слоновой кости рукоять.
Это был Жювель с факелом и скатанным в трубу холстом. А за ним, возвышаясь как боевой слон над обозным ишаком, следовал Гельмут в белой котте с черным крестом.
В правой руке, затянутой в кольчужную перчатку, Гельмут нес меч, держа его за самое основание лезвия близ гарды с длиннющей перекладиной, так что получался чистый крест. А на сгибе левой руки Гельмута покоился рогатый шлем.
"В самый раз, чтоб напялить этот шлем на мой светильник. Интересно, рога в шлеме полые или нет?"
У Карла заныло под ложечкой.
Жуток был вид коридора, паршиво освещённого, неведомой рогатой головы на полу и пустого рогатого
Жювель отступил к стене, пропуская Гельмута вперед.
– Доброй ночи, герцог, - сухо сказал тевтон.
Рука герцога слилась в одно целое со стилетом. Если только Гельмут не дыхнет ему в лицо серой, он, Карл, всегда успеет опередить любой выпад тевтона. Значит, теперь ему совсем не страшно.
– Взаимно, герр Гельмут, - кивнул Карл.
– Ставлю "Трех Братьев" против горшка перловки, что Вы идете ко мне в гости.
– Ваша правда. А я ставлю свой меч против упомянутого горшка, что Вы вместе с Александром Великим собрались, соответственно, ко мне.
"С Александром Великим? Он что, бредит?" - подумал Карл, но, поскольку особам герцогского достоинства не пристало простолюдинское "Чаво?", он агрессивно улыбнулся и заметил:
– Всё верно. Но я несу Вам свет, а Вы мне - меч.
– В подобных местах так безопаснее, - уклончиво ответил Гельмут.
– А вот Вы со своим Двурогим могли крепко влипнуть. Он - не лучший спутник для ночных прогулок.
Прежде чем Карл успел отпустить ироничное "Да ну?", светильник, до этого потрескивавший по-джентльменски тихо, разразился озлобленным шкворчанием. А Гельмут как-то эдак, с невиданным вывертом перехватывая меч и вознося его над головой, припал на колено и ба-бах.
Ну там горящее масло по всему полу, глухой звон бронзы и черная жемчужина-беглянка, тотчас же раздробленная железным кулаком Гельмута.
А где же рогатый шлем?
Шлем покачивался влево-вправо на полу под стенкой. Туидлдым-туидлдам. Он был изуродован длинной замысловатой трещиной. Что-то между ними произошло - между светильником и шлемом - но Карлу было насрать.
Карл был Первым Мечом Бургундии и неплохо умел набраться праны, ввериться дао и быть как вода. В бургундской традиции, впрочем, слова и нинзюцкие пальцовки были другими и орал он в бою не "Наму Амида Бутсу!" или "Банзай!", а "С нами Господь!", также - "Бургундия!" и, иногда, - "Монжуа!" Последнее, впрочем, только против турок и немцев, когда вдруг забывалась его дутая бургундственность и в Карле просыпался великофранк.
Но если Карл и бывал порою как вода, то Гельмут, чёрт бы Вас побрал, Гельмут, Вы просто как молния.
– Йяа, - самодовольно кивнул тевтон, протирая меч шелковым платком и возвращая его наконец ножнам.
Карл подумал, сколь он был глуп и самонадеян со своим стилетом. И как просто было бы тевтонскому мечу проделать трепанирующий трик-трак не с бронзовой балдой, которая бог весть чем не потрафила Гельмуту, а с его собственной, ценной головушкой.
Получалось плохо: он, Карл, всё глубже въезжает в манию преследования, а Гельмут тоже в неё же и тогда он просто опасный псих, от которого надо держаться подальше и рвать когти из замка Орв с первыми петухами. Либо Гельмут адекватен мирозданию и тогда с психом надо дружить.