Первый меч Бургундии
Шрифт:
– Жювель, занеси холст в комнату герцога, принеси другой светильник и прибери здесь, - Гельмут указал на бронзовые обломки в луже горящего масла.
– Скажите, Гельмут, зачем Вы испортили вещь?
– спросил Карл.
– А зачем Жануарий вчера ночью испортил корову?
– сделав невинные глаза, осведомился Гельмут.
– Итак, Карл, Вы хотели поговорить со мной, я хотел поговорить с Вами, и вот мы встретились. Вы хотели узнать, как были убиты Гибор, Гвискар, Эстен и Мартин. А я хотел получить от Вас письменное подтверждение их смерти.
Все мыслимые замечания насчет просто "Карла",
– Я не понимаю, о каком письменном подтверждении может идти речь. Я Вам что - судебный пристав?
Гельмут досадливо поморщился.
– Карл, Вы не очень умный человек.
Карл даже не ухом не повел. Замок Орв целительно подействовал на его спесь.
– Но, - продолжал Гельмут, - Вы очень удачливы, у Вас ясный взор, великолепное прошлое и, что самое странное, Вы имеете подлинное счастье, а не одну из его многочисленных реплик. Вообще, даже просто говорить с Вами - большое удовольствие. А грубить Вам - напротив, очень и очень тягостно. Не говоря уже об угрозах. Поверьте, я никогда не стал бы Вам угрожать, хотя мне ничего не стоит сейчас пленить Вас и устроить торги вокруг Вашей головы. Кто даст больше - Людовик или Ваша супруга?
Разговор происходил в полной темноте. Жювель всё ещё возился за дверью с бронзовым мусором и нести новый светильник не спешил. Кровь прилила к лицу Карла, но он снова остался при своём эпическом самообладании.
– Конечно же супруга. Людовик столько не зарабатывает. Проверять не советую.
– Я и не собираюсь, - Гельмут услал во тьму любезную улыбку.
– Наш престарелый магистр Фридрих готовит себе достойную смену. И чтобы признать во мне лучшего из кандидатов, магистру Фридриху требуются неопровержимые доказательства того, что все малефики замка Орв уничтожены. Все без исключения.
– Привезли бы ему просто четыре головы, - предложил Карл, глядя на Гельмута как на говорящую мурену.
Гельмут обиженно цокнул языком и затянул голосом из саркофага:
– Так не пристало, ибо, первое: и усекновенная глава малефика способна к малефициям; второе: не так просто доставить голову в сохранности из Франции в Кенигсберг; и, третье: это было бы против нашего устава. У нас запрещено надругательство над очищенными от скверны телами, - закончил Гельмут не без гордости за родной Орден.
Пришел Жювель и принес долгожданный светильник.
– Вот, - сказал Гельмут, любовно разглаживая на полу комнаты холст.
– Я тут всё оформил.
Карл нехотя посмотрел на уже виденные силуэты, согласно надписи отвечавшие, якобы, Гвискару, Гибор, Эстену д'Орв и Мартину.
В правом верхнем углу холста Карл увидел: "Личности означенных малефиков и смерти их, коим сам был свидетель, удостоверяю. Карл, герцог Бургундский. 22 января 1472 года".
– Та-ак. То есть Вы хотите сказать, что хоть я и прибыл в Орв пятью днями позже означенной на холсте даты, я всё-таки был всему очевидцем и, значит, с легкостью могу удостоверить Ваши подвиги.
– Конечно. Конечно можете. Авторитет герцогов Бургундских очень высок у нас в Ордене. И наш магистр поверит Вашей подписи без малейших колебаний.
– Колебать нечего, - поддакнул Жювель, который, оказывается, мерзавец, сидел всё это время на корточках у двери.
–
– Иди-иди, - разрешил Гельмут.
Жювель убрался.
Карл с облегчением почувствовал, что сонная одурь отступает. Именуемое реальностью медленно, но неуклонно начало всё-таки приобретать черты, таковой приписываемые.
– Я Вам вот что скажу, герр Гельмут. Если бы я не опоздал сюда, если бы мои солдаты не остались страдать чревом в монастыре Святого Воскресения, первым делом я взял бы замок Орв под свою охрану. А вторым делом подписал бы эту подложную картинку, пребывая в полной уверенности, что Мартин и прочие живы и находятся в моей власти. Выгода была бы с обеих сторон, согласитесь.
Гельмут нахмурился.
– Не понимаю, в чём Ваша выгода.
– Я бы знал, где кончается правда. Я бы знал, что лгу во имя прочного союза с новым магистром Ордена - то есть с Вами. И при этом навсегда избавляю Мартина от инквизиционного преследования. Поскольку моя подпись de jure делает то же, что сотворил Ваш меч de facto [17] . А так, просто подтвердить Ваше служебное рвение - мне неинтересно.
17
Юридически… фактически (лат.)
– А что - Вам хотелось бы, чтобы Ваш Мартин остался жив?
– дернул Гельмут нить разговора влево.
– Не знаю.
В глазах Гельмута мелькнуло секундное изумление, старательно выданное им за легкую озадаченность резкой переменой герцогских настроений. На самом же деле Гельмут понял, что Карл всё понял. И послал в адрес пронырливого Жануария двадцать четыре тысячи сто двадцать шесть проклятий. Гельмут решил сменить козырь.
– А ведь Мартин приходится мне троюродным племянником! С его прелестной матерью я играл в салки... тенистый сад, и мы... совсем еще дети!
– будто бы "вдруг" вспомнил Гельмут.
– Ну и что, что в салки?
– Мне будет тяжело его убить.
Если бы не предметное письмо, Карл, не исключено, клюнул бы на этот шантаж Гельмута - будто Мартин в захвачен в плен и томится в "тевтонских застенках", ожидая экзекуции.
– Не морочьте мне голову, Гельмут. Ваша воля - Вы бы его уже убили, несмотря на салки. Только не рассказывайте, что Вы его тут спрятали...
– Вздор, где тут спрячешь...
– разулыбался Гельмут, делая хорошую мину, мол, я не это имел в виду.
– Но жизнь продолжается, ведь будут и другие возможности.
Карл вцепился в Гельмута глазами - что еще за "возможности"? Может, старый хрыч знает где Мартин сейчас?
– Увы, я не знаю.
– Врете?
– Если бы знал!
– мечтательно откинулся на стуле Гельмут.
– Его белокурую голову я бы довез до Кенигсберга в целости и сохранности. Употребил бы одно средство - ее и тление не тронуло бы, кожа осталась бы нежной, как шелк. Ведь все-таки, согласитесь, Карл, стервец очень привлекателен! Как, кстати, и его покойная мать. Я его видел здесь, когда сражался с малефиком Гвискаром. Издали. Но, знаете, он заметно похорошел. Повзрослел, возмужал, кажется, даже пользуется косметикой. В общем, получился бы отличный бюст, какие у нас, открою Вам тайну, кое-кто коллекционирует. Да и магистру Фридриху мой сувенир пришелся бы по душе.