Первый отряд. Истина
Шрифт:
Так мы сидим — под землей, под камнями, под бездной стоячей воды, в остановившемся времени. Молча.
Мы ждем, когда олень с золотыми рогами проснется и откроет глаза.
Мы ждем, когда он поднимется с красного льда, подойдет к телу Эрвина и коснется его своими рогами.
И Эрвин тоже откроет глаза. Такие синие, как море на Фиоленте…
И Эрвин встанет и обнимет меня и брата. А потом олень
А перед тем как уйти, олень повернется к нам и склонит золотые рога.
примирение, — скажет он. — до свидания, — скажет он. — до свиданья.
А Эрвин просто помашет рукой.
И я буду знать, что они никогда, никогда не вернутся.
— Подари мне этот камушек, а?
— Я не знаю…
— Ну, пожалуйста, Надя, на память!
— Хорошо. Дарю.
Они сидят в шалаше. Он прячет темно-красный камень в карман.
— Это стихотворение, — говорит он, — которое читал нам Белой. Говорят, оно было написано кровью. На стене, в гостинице. В той жизни умирать не ново… А ты кем хотела бы стать в другой жизни?
Она выбирается из шалаша и ложится прямо в траву.
— Я — кошкой… — Она смотрит в синее небо.
Леня ложится с ней рядом. Она говорит:
— Хотя нет. Я, наверное, хочу быть похожей на себя ту. И чтобы был интернат. И ребята…
— И Белов?
— Ну да, кто-нибудь вроде Белова… Только знаешь… Мне иногда кажется, что Белов нас не любит. Что мы просто полезны ему. Что мы его послушные куклы. А он кукловод. И если кукла ело мается, он не заплачет.
— Ты что, глупая? — он почти злится. — Да он нам как отец! Мы должны его уважать и гордиться, что у нас такой…
— Хорошо, хорошо! — Надя смеется и зажимает ему рот ладонью. — Может быть, ты и прав. Но тогда… Тогда я хотела бы родиться таким человеком, который всегда знает, кто врет, а кто нет. Тогда бы я понимала, любит ли нас Белов. И понимала бы… любишь ты меня или нет…
— Я люблю тебя.
— Да?
— ДА.
— Скажи еще раз.
— Люблю тебя. Я люблю тебя.
— И всегда меня будешь любить?
— Ага.
— Нет, я серьезно!
— Я тоже.
— Всегда-всегда,
— Да.
— Даже если ты будешь… даже если ты родишься не в Советском Союзе? Даже если ты родишься… ну… родишься… врагом?
Он щекочет ей губы травинкой, потом целует.
Обещаю. Но я надеюсь, что не рожусь… не родюсь… как это
— А кем ты родишься?
— Я пока не решил.
— Ну, Лень!
— Не знаю. Разведчиком… Или артистом… А будут… Какой цвет волос тебе нравится?
— Как у тебя.
— А волосы у меня будут, как у меня. — Он смеётся….
— И я…
— И ты… полюбишь меня с первого взгляда.
Они лежат рядом в траве и смотрят в чистое июньское небо.
— Небо — это как будто окно, — говорит она.
— Оно же синее, — возражает он сонно.
— Это потому что с той стороны на нем сейчас синие занавески. А бывают разные. Серые. Фиолетовые. С белыми
Он уже почти спит, она дергает его за плечо:
— Смотри, Леня! Там самолеты…
Он щурит глаза. Поднимается. Подает ей руку. Снимает травинку с ее волос. Они стоят рядом, замерев, не дыша.
Они смотрят на стайки серых гудящих; мошек выныривающих из темной щели горизонта, ползущих в их сторону по небесному вычищенному стеклу.
Он говорит:
— Я пойду. Я должен идти обратно, к ребятам…
— Я с тобой!
— Нет. Тебе лучше спрятаться. Так, чтобы даже я не нашел.
— С чего ты решил…
Он обрывает ее на полуслове:
— Пока Белов в отъезде, за старшего я. Ты должна спрятаться. Считай, что это приказ.
Она молчит. Он берет ее за руку. Он говорит ей:
— Не бойся. Он говорит:
— Я вернусь, обещаю.
Он прижимает ее к себе и идет прочь. Не оборачиваясь, не сомневаясь. Она смотрит, как мелькают в траве его детские щи ко лотки. Она смотрит, как он уходит. Уходит, уходит, уходит.
Остановись, — просит она беззвучно. — Посмотри на меня. Скажи что-нибудь на прощание. Он останавливается. Он поворачивает к ней голову:
— Не забудь влюбиться в меня с первого взгляда!