Первый Романов
Шрифт:
— Тебе, Женя, видимо так. А для меня оно неясное, — хмурится председатель, и Воскресенский сразу убавляет пыл. — Аркаш, дамбу точно не ты?
— Не я! — Лазарев чуть ли не бьет себя в грудь. — Неповинен!
Еще бы он признался. Тут бы сразу нас обоих и кокнули за разрушение стратегического объекта в защите города.
— А Моржова, говоришь, за дело, Аркаш? За какое-такое дело, что действовал в обход дуэльного закона?
Тут я вставляю свои пять копеек.
— Уважаемый председатель, а вы самого Еремея и спросите. Уверен,
Воскресенский тут же устремляет на меня злобный взгляд.
— Тебе, щенок, никто голоса не давал. Не видишь, старшие разговаривают?
Вскидываю брови.
— Я думал, меня тоже допрашивают как свидетеля и обвиняемого, — пожимаю плечами. — Но раз нет, тогда я могу выйти и подождать за дверью своей очереди, чтобы не мешать уважаемому Совету.
И уже делаю шаг за трибуну.
— Стой, юноша, — спокойно говорит Трубецкой. — Ты прав, тебя мы тоже допрашиваем. Женя, не чини препятствий суду, — судя по тому, как Воскресенский втянул голову в плечи, он явно услышал в его тоне гораздо большее чем остальные. — Пожалуй, я последую совету юноши. Еремей, что скажешь? Судя по отчету инспектора, ты согласен — на ваш род напали Лазаревы с Романовы.
— Да, они, — пыхтит в усы новый глава Моржовых.
Аркадий хмурится. Я же поднимаю перед собой руку и шевелю пальцами — так же, как когда заставил Еремея ощутить нашу связь душ. Правда, сейчас я не использую магию. Но глава Моржовых бледнеет, видимо, испугавшись за своих жен с детьми, и спешно добавляет:
— Заслуженно, председатель! Лазаревы покарали отца заслуженно! — на его лбу выступает пот. — Мы грабили их деревню, а потом еще и напали на поместье Лазаревых! Отец хотел вычистить их под корень, за что и поплатился! — выдает он как на духу и быстро смотрит на меня. Я уже прекратил шевелить пальцами.
— Что?! Что ты несешь?! — вскидывается Воскресенский.
И даже Трубецкой удивленно поднимает брови.
— Мда, вот же дела. Ну, чистосердечное признание мы получили. Правда, не от того, от кого ожидали. Ну и что же? Расследование по дамбе приказываю продолжать. А насчет Моржовых… Лазаревы уже получили компенсацию — голову Степана. По поводу же наказания….род Моржовых оштрафован на сто тысяч немецких марок, — он встает. — Заседание окончено.
Марки?.. Почему марки? Где рубли? Память щенка подсказала ответ — вместе с Империей рухнул и Госбанк. Страна лишилась своей валюты.
Следом за Трубецким встают и остальные главы. Что ж, легко отделались. Я думал, Лазаревым тоже назначат нехилый штраф за самовольную распрю, но нет, обошлось.
Воскресенский на прощание окидывает Еремея убийственным взглядом. Пахнет горячим. У Моржовых с Воскресенским явно были какие-то делишки. И что-то сейчас пошло наперекосяк.
Уже в фойе Аркадий просит минутку отдышаться. Старик падает в кресло и качает головой:
— Романов, я с тобой скоро ноги откину! — включает старик ворчуна. — Ты бы хоть предупредил заранее насчет Моржова.
— Зато какое веселье, — отвечаю на автомате, а сам смотрю на девушку, разговаривающую по телефону возле окна.
Черные волосы, янтарные глаза, очень… кхм… аппетитная фигура в кожаной броне. На поясе болтается одноручник, явно дорогой. А на руке сияет большой золотой перстень, слишком грубый для нежных женских пальчиков.
Девушка сбрасывает звонок и переводит недобрый взгляд на меня:
— Чего уставился?
— Так… Любуюсь, — усмехаюсь, захваченный загадкой.
Девушка явно сильная магиня. Затрудняюсь сказать насколько. Грандмастер? Магистр? И дух ее тоже внушает. Лимитер не сломан даже первый, но именно у таких волевых людей наибольший шанс.
— Бесстрашный? — сужает она огромные как два солнца глаза.
— И бесстыдник, — добавляю весело, продолжая рассматривать ее.
Она делает резкий подшаг, клинок выскакивает из ножен и оказывается у моего горла. В нескольких сантиметрах от него. Барышне хотелось бы быть чуть ближе ко мне, нет-нет, не зарезать меня, всего лишь царапнуть мою кожу, но увы, я ухватил клинок двумя пальцами и удержал его в воздухе, несмотря на всю ее силу.
— Что за нахрен?! — выдыхает она пораженно.
— Красивый меч, — небрежно отталкиваю клинок. — Жалко, что прослужит совсем недолго, — киваю на прощание. — Романов Михаил.
Она хлопает глазами, застыв с оружием в руке. Представляться не спешит. Хм. По-видимому, теперь настала ее очередь рассматривать меня. Но сам я больше не замечаю воинственную деву.
— Пойдем, старик, — бросаю Аркадию и шагаю к выходу. Он спешит за мной.
Уже в машине Лазарев бурчит:
— Романов, ты везде вляпаешься.
— Кто та воительница, старик?
— Екатерина Меньшикова. Одна из князей города.
— Кого-кого?
— Одна из тех, кто выступает по дуэльному закону от имени города.
Всё интересней и интересней.
Странный парень уходит, и с Кати словно спадает наваждение.
— Как он это сдел…Ай, неважно, — мотает головой брюнетка, убирая оружие в ножны. — Некогда о нем думать. У меня дуэль на носу, только меч наточила…
Хрусь!
Девушка ошарашенно поднимает к глазам отломанную рукоять. Срез неровный. Будто хрупкое стекло треснуло. Но это же артефактная сталь! Такого просто не может быть!
Катя закрыла глаза, открыла — прямо как маленькая девочка. Но чуда не случилось, обломок никуда не делся. Спустя несколько секунд чудовищного осознания лицо Кати вспыхнуло, глаза заметали молнии, а на весь первый этаж небоскреба разнеслось яростное:
— ГРЕБАНЫЙ РОМАНОВ!!!
— Гребаные Лазарев с щенком Романовым! — рычит в своем кабинете Воскресенский. Пытаясь успокоиться, Евгений смотрит в окно на ночной город. Вдалеке мерно колышутся волны. — Гребаный Еремей!