Первый шаг (сборник)
Шрифт:
— Слушаю, Петя.
— Михаил Михайлович, — голос был хриплый, испуганный, будто у нашкодившего школьника, самоуверенности как не бывало, — вы, конечно, извините, но без вас… Ради бога приезжайте!
— Прямо сейчас?
— Михаил Михайлович, тут какая-то чертовщина…
— Что случилось?
— Да ничего. Честное слово, ничего. Просто бур дальше не идет.
— Знаете, Петя, давайте оставим шутки на завтра. А если действительно что-то произошло, не валяйте дурака, говорите…
— Да нет, честное слово, ничего такого не произошло. Только бур не идет.
— Если у вас алмазный бур не идет в грунт, значит, там по крайней мере алмазы. Тогда немедленно давайте на Землю радиограмму:
«Закурил трубку мира».
И за вами пришлют ракету «Скорой помощи». И отлично, важно захватить болезнь в начальной стадии.
Тяпкин обиделся.
— Напрасно смеетесь, Михаил Михайлович. В самом деле бур не идет.
— Я смеюсь! Нет, вы подумайте, я смеюсь, мне весело, что посреди ночи меня вытаскивают из постели. Я смеюсь! Очень мило…
И тут его сжало, стиснуло, скрутило внезапно ворвавшейся мыслью: «Да ведь это, наверное, то самое! Как же я так, всю жизнь ждал, а вот случилось — и сам не поверил?» — Хорошо, Петя, еду!
Низко над горизонтом висел большой голубоватый глобус — самая прекрасная планета Вселенной. Он был словно стеклянный, и сквозь полупрозрачное стекло смутно проглядывали знакомые с детства очертания континентов. Шипулин не столько разглядел, сколько угадал в одном из темных пятен Европу, мысленно поставил точку посреди материка и улыбнулся ей: там была. Ольга.
Шипулину нравились лунные ночи с их мягким земным светом, скрадывающим резкие, как провалы, тени. Ночами он отдыхал и от ослепительного солнечного сияния, от которого не спасали даже фильтры в шлемах, и от черных теней, на которые боязно ступить, и от полосатого, как матрац, пейзажа. Но главное, конечно, ночью можно было сколько угодно смотреть на Землю.
Еще издали, из окна тряского вездехода, увидел он четыре фигурки головастиков, сидящих у подножия вышки. Значит, буровая простаивала. Вспомнил график основных работ, висящий в каюте, — в груди неприятно царапнуло. Заметив вездеход, головастики встали и робкими прыжками двинулись навстречу. Сквозь шлем скафандра мелькнули растерянные злые глазки Пети Тяпкина — видно, ждал взбучки.
— Ну-с, проверим, в чем дело, — спокойно сказал Шипулин. — Давно стали?
— В час десять. Автоматика отключила бур — перегрев. Добавили охлаждение, все проверили, включили — опять реле сработало. Уж я хотел отключить автоматику, так пустить, а потом думаю, вдруг установка полетит, тогда что?
— С чего бы ей полететь? Просто какая-то неисправность или в реле, или в системе охлаждения. Не может быть грунта такой твердости.
— Я не мальчик, Михаил Михайлович! Реле уже сменили, охлаждение Димка на три ряда проверил, все в порядке. Точно, породы такой твердости не существует, но если все в порядке, а реле выключает бур, — что же это, Михаил Михайлович, как не дьявольщина?
— Ладно, Петя, хорошо, что вызвали. Отключать
Когда до конца ночной смены осталось полчаса, Димке удалось выколотить керн. На Груду породы упала блестящая металлическая болванка с оплавленной поверхностью. Пять шлемов стукнулись друг о друга, склонившись над нею.
— Металл, — сказал Тяпкин.
— Сталь.
— Вот тебе и сталь. Потверже, братцы!
— Алмаз сюда, — протянул руку Шипулин. — Старую коронку, живо!
Богатырь Димка попробовал резануть болванку алмазом — следа на поверхности металла не осталось никакого. Шипулин почувствовал, как со лба по щеке побежали щекочущие мураши.
— Везите — и сразу в лабораторию, пусть дадут состав, — сказал он водителю вездехода. — Да скажите, срочно, Шипулин велел.
— Ну что, Михаил Михайлович, еще разок долбанем лазером? — входя в азарт, спросил Димка.
— Тебя вот долбанет оттуда. Ишь ты, герой какой! Заканчивайте, ребята, и айда отдыхать. Кстати, Петя, давайте-ка мне ваши записи.
Когда в тамбуре ракеты сняли скафандры, Шипулин сказал каким-то странным голосом:
— Ну вот, наконец-то свершилось. Не грех сегодня и шампанское раскупорить.
И тут же достал из кармана пластмассовую коробочку, торопливо кинул в рот несколько таблеток и, пошатнувшись, сел. Лицо его стало совсем серым, только под седыми нависшими бровями непонятным торжеством светились неугасимые глаза фанатика.
…Вечером все собрались в столовке. Из угла в угол несмелым ветерком перелетал тревожный ропот. Если бы это была не научная экспедиция, а пиратский корабль, можно было подумать — назревает бунт. Шипулин сказал:
— На глубине 340,4 бур наткнулся на преграду чрезвычайной твердости. Кроме лазера, ни один инструмент этот сплав не берет. Химический состав: железо, титан, кремний, цирконий, хром. Нелепый с нашей точки зрения сплав. Что это такое, мы не знаем, дальнейшее изучение здесь, на месте, невозможно, а вопрос, сами понимаете, слишком серьезный. Поэтому за двадцать четыре часа экспедиция сворачивается. Завтра в 19.00 личный состав отбывает на Землю. Обе грузовые ракеты и все оборудование остается, замираем только пробы и документацию, надеюсь, скоро вернемся…
Нечто похожее на угрожающую вибрацию сотрясло зал.
— Разрешение уже есть? — робко осведомился Саша Сашевич.
— Разрешения не требуется. Даю радиограмму, вот она:
«Связи чрезвычайными обстоятельствами экспедиция снимается. Подробности на месте».
— Чрезвычайные обстоятельства?! Что же тут чрезвычайного? — ворвался в тишину чей-то ершистый голос. — Наткнулись на самородок — и струсили. Ничего себе герои!