Первый выстрел
Шрифт:
Песня кончилась. Вполголоса начали другую:
Вышли мы все из народа, Дети семьи трудовой. Братский союз и свобода — Вот наш девиз боевой!Юра обрадовался. Он знал и любил эту песню, ее пели на демонстрациях в Екатеринославе. С особенным
Широкоплечий невысокий матрос в черном бушлате гудел басом, как шмель. Он чуть-чуть дирижировал в лад песне стаканом с вином.
— Дядя Гриша, из Севастополя! — уважительно шепнул Сережа.
Матрос поднял стакан, нахмурил широченные, сросшиеся на переносице брови и неожиданно улыбнулся.
— С праздничком, товарищи! — прогудел он. — В счастливый час!
Все отпили из стаканов. Юра сделал два глотка из Сережиного. Вино было кисловатое, чуть вязало рот и совсем некрепкое. Закусили полупрозрачным ломтиком таранки, так приятно пахнувшей дымком, морем.
— Вот что, хлопчики, — сказал Трофим Денисович, обращаясь к мальчикам, — сходили бы вы искупались, что ли… Самый раз теперь.
— Ба-а-тя! — жалобно начал Сережа. — Так это ж мой кореш по классу, Юра Сагайдак из Екатеринослава. Он рабочегвардейцем был, чтоб мне на месте провалиться! Его отца кадеты убить хотели. Он все наши песни знает. Ба-а-тя!
Матрос Гриша хмыкнул, будто сказали что-то очень смешное.
Трофим Денисович развел руками:
— Сильна, видать, в Екатеринославе Красная гвардия! С такой не пропадешь… Все буржуи с одного переляку подохнут… Ладно. Ничего особенного в разговорах наших нет. Все газеты об этом пишут.
Мальчики остались.
Из оживленных, радостных разговоров взрослых и от Сережи Юра узнал, что в конце октября в Петрограде восстали рабочие, солдаты, матросы. Временное правительство свергнуто, министры арестованы. Керенский сбежал. Всероссийский съезд Советов объявил в России власть Советов. А председатель нового рабоче-крестьянского правительства — Ленин. В Москве рабочие-красногвардейцы и солдаты в уличных боях тоже разгромили юнкеров и офицеров, заставили их сдаться. На улицах из пушек палили! Над Кремлем — знамя Советов.
— Кронштадтская братва к нам в Севастополь делегацию прислала. Привезла она из Питера «Воззвание к гражданам России», — сказал Гриша и вытащил из бушлата листки. — Подписано товарищем Лениным. А потом еще декрет «О мире» — конец кровавой войне за интересы капиталистов! И декрет «О земле» — всю землю трудящимся крестьянам!
Листки пошли по рукам.
— Кронштадтцы рассказывают, — продолжал Гриша, — что матросы, солдаты и красногвардейцы Зимний дворец, где Временное правительство засело, штурмом взяли. «Аврора» с Невы как грохнет холостым выстрелом, так все министры в штаны наложили. Казачьи части и юнкера Керенского и Корнилова под Пулковом в дым разбиты, многие на сторону Советов перешли. Генералы ихние поутикали. На фронтах, во всех главных городах России, в деревнях — тоже власть Советов! Поздравляю вас, товарищи, с победой рабоче-крестьянской революции.
Гриша поднял стакан вина и залпом осушил его.
— А в Севастополе что творится! Все корабли на рейде красные флаги подняли в честь пролетарской победы» Флажками расцвечивания разукрасились. Красотища! Как на параде! По улицам демонстрация прошла, со знаменами, с революционной музыкой. Тысяч двадцать народу было, не меньше. Наши черноморцы с оружием вышли, с большевистскими лозунгами на знаменах. Буржуазия и офицерье не пикнут. Попрятались все, окна занавесили. Севастопольский Совет, как ни скулили меньшевики и эсеры, большевистскую резолюцию принял. И депешу в Питер послали Всероссийскому съезду Советов, Ленину, новой власти: «Приветствуем победную революцию! Да здравствует власть Советов! Ждем распоряжений. Севастополь». Коротко и ясно.
— Да-а, хорошие вести ты нам принес, Григорий, — покручивая ус, сказал Трофим Денисович. — Только больно ты прыток: «Флаги, музыка, вся контра передохла, советская революция победила, ура!» Ура-то, ура, это верно. Только положение еще серьезное. Так запросто буржуазия лапки вверх не поднимет. Власть взяли, верно. А вот удержать ее надо… У нас здесь, в Крыму, особенно ухо востро держать придется. Слетелось сюда воронье со всей России — офицерство, помещики, князья. От пролетарской революции спасаются. Ножи втихоря точат. И еще эти татарские вожаки воду мутят, Крым под Турцию тянут. И немцы. И господа кадеты… И эсеры с меньшевиками туда-сюда, туда-сюда… Нет, Гриша, выпьем за новую власть советскую, за товарища Ленина и большевистскую партию, но дела только начинаются. Ладно… А вы, хлопцы, идите себе до моря, купайтесь. У нас свой разговор будет. Обсудим положение, товарищи.
Мальчики поднялись, зашли в дом. На стене Юра увидел ружье.
— Какое красивое! — заметил он.
— Централка. Зауэр… На зайцев.
Тут Юра вспомнил, что он не выполнил поручения мамы. Он вернулся во двор, передал ее просьбу Трофиму Денисовичу и, не удержавшись, сказал:
— Ружье у вас замечательное!
— А ты разве охотник? Ладно, завезу вам бочки в следующее воскресенье, когда на охоту поеду. Хочешь с нами?
Юра покраснел. Трофим Денисович подмигнул ему и расхохотался.
5
Пришло долгожданное воскресенье. Рано утром к даче подъехал Трофим Денисович. С ним на подводе сидели Сережа и матрос Гриша, все с ружьями в руках. Юлия Платоновна, довольная привезенными бочками, без особых разговоров согласилась отпустить Юру на охоту.
Пока Трофим Денисович возился в тарапане, Юлия Платоновна попросила его осмотреть всю их винодельческую утварь. Гриша беседовал под шелковичным деревом с Ганной. Удивительно, до чего быстро они познакомились! Матрос уговаривал ее поехать с ними на охоту.
— Я научу вас зайцев стрелять! — балагурил Гриша. — Первостатейный охотник из вас получится. Вон как ловко вы меня глазками подстрелили, как зайца, сразу наповал.
— Ну вас, тоже скажете! — смеялась Ганна.
Выяснилось, что ее брат, матрос-минер, служит в Кронштадте, только давно не пишет.
— Да ну?! — обрадовался Гриша. — Выходит, что мы с вами с одной улицы, можно сказать. А что не пишет — не беспокойтесь. Теперь у кронштадтской братвы дел по горло! Советскую рабоче-крестьянскую власть грудью заслонить надо, контрреволюцию за горло брать!