Первый выстрел
Шрифт:
Выпалив все это, ребята стали звать Юру к Трофиму Денисовичу послушать матросов с Меганома. Но Юра не мог пойти — мама, наверное, уже сердится.
Ганна уехала за два дня до нового, 1918 года. Прошла уже неделя, а она все не возвращалась. Юлия Платоновна очень беспокоилась, ругала себя, что отпустила ее. Наконец, через десять дней после Нового года, перед ужином, Ганна появилась. Она бросилась обнимать Юлию Платоновну, целовать Оксану. Подбежала к Юре, но тот ловко увернулся.
Ганну было не узнать. Она похудела, глаза увеличились. Голова повязана красным платочком, а лицо совсем
По порядку Ганна ничего не могла рассказать. Начинала о чем-то, потом, не закончив, переходила на другое. Она была как взвинченная и, кажется, очень устала. С трудом Юлия Платоновна добилась у нее, что Ивана Ивановича в Феодосии нет. В мужской гимназии господин инспектор сказал ей, что Иван Иванович должен был приехать, но вот не явился. «Наверное, не сумел добраться. А может быть, большевики расстреляли за мягкую шляпу?» Пересказав все это скрипучим голосом инспектора, Ганна принялась хохотать и смеялась долго.
5
Только назавтра семья Сагайдаков толком узнала о приключениях Ганны.
В Феодосии у шофера автомобиля живет сестра с ребятами и мужем — паровозным машинистом. У них Ганна и остановилась. Там и Новый год встречали. Гриша был и комиссар отряда товарищ Семен, тот, который место ей в кабине уступил. Другие матросы тоже были, и хлопцы из депо.
Матросский отряд приехал, оказывается, на помощь феодосийцам. Местный народ — железнодорожники, рабочие порта, и табачники, солдаты запасного полка — уже стоном стонали от безобразий татарских эскадронцев и офицерского отряда. Хуже, чем при царском режиме. Эти бандюги, сынки богачей и торговцев, зверствуют, пьянствуют. По подозрению в большевизме убивают рабочих, солдат, учителей. Хватают среди бела дня, хлещут нагайками. Тамошние большевики вместе с рабочим комитетом порта решили поднять народ на восстание, чтобы прогнать из города эскадронцев и установить советскую власть.
После завтрака Ганна продолжала рассказывать на веранде. Юра слушал, надев на себя ее бушлат, сказал, что ему что-то холодно.
На другой день после Нового года, второго января, тысячи людей собрались на громаднейший общегородской митинг около казарм. Выступали тамошние большевики, объясняли обстановку. Очень здорово, понятно говорил прапорщик Иван Федько, большевик. Солдаты запасного полка стоят за него горой. Выступал и комиссар севастопольцев — товарищ Семен.
Тут Ганне бросился румянец в лицо, она встала и, рубя воздух вытянутой рукой, провозгласила:
— Власть рабочим, крестьянским и солдатским Советам! Мир хижинам, война дворцам! Долой войну за интересы буржуев и помещиков! Земля, фабрики, заводы — трудовому народу, рабочим и крестьянам! — Ганна на мгновение задумалась, проговорила: — Что еще? Ага, вспомнила… — и продолжала: — Братский союз и равенство трудящихся всех наций! Смерть контрреволюции, смерть врагам трудового народа!
Выпалив это, Ганна умолкла, застыдилась и быстренько стала переставлять чашки на столе.
Юра диву давался: что с Ганной произошло? Слова у нее новые появились, будто товарища Василия слушала. О таких вещах говорит. Вот навострилась! Юра не мог
Юлия Платоновна разводила руками:
— Господи, да ты совсем большевичкой стала! Петр Зиновьевич тогда в Эрастовке в политику пустился, теперь ты…
Дальше Ганна рассказала, что во время митинга вдруг стало известно, что для расправы с участниками митинга едет большой отряд эскадронцев. Большевики сразу призвали: «Товарищи, к оружию! Немедленно в арсенал, вооружайтесь! Дадим отпор эскадронцам!» Митинг прекратился. Народ бросился к арсеналу — он рядом, во дворе казарм находился. Стали раздавать оружие, боеприпасы. Вооружились железнодорожники, портовики, другие рабочие. Мужчины и женщины, молодые хлопчики — деповские ученики. Ганна тоже побежала, получила винтовку и пачку патронов.
В этом месте рассказа Ганны Юре стало очень жарко, он даже бушлат на себе расстегнул.
А Ганна, смеясь, сказала:
— До чего тяжелая эта винтовка… Я и стрелять не умею…
Увидел Ганну с винтовкой комиссар товарищ Семен и крикнул ей: «Держись около нас, не теряйся!» Потом посмотрел-посмотрел, забрал у нее винтовку и дал наган. Объяснил, как стрелять из него. Тут прискакали эскадронцы. И начался бой. Народ встретил их такой пальбой, что Ганна на два дня почти оглохла. Севастопольцы и солдаты батальона Ивана Федько командовали. Товарищ Семен залег с группой рабочих и тремя матросами за штабелем дров и стрелял, стрелял… Ганна легла рядом. Эскадронцы повернули коней, стали удирать.
Тут народ быстро разбили на отряды, которые под начальством большевиков, матросов и солдат начали занимать самые важные места города: порт, вокзал, телеграф, управу. К вечеру эскадронцев вышибли из города. Пальба кругом стояла! Власть в Феодосии взял ревком. Организовали штаб Красной гвардии, начальником которого стал Иван Федько.
Эскадронцы прочухались и стали снова наступать на город. Но через два дня в Феодосию пришли два миноносца из Севастополя с большими матросскими отрядами. Матросы и красногвардейцы окончательно разгромили эскадронцев, погнали их на Джанкой, повсюду устанавливая советскую власть.
Ганна весь бой была с отрядом, которым командовал Семен, перевязывала раненых. Вечером, на второй день боя, на них наткнулась банда эскадронцев, удиравшая из города. Завязалась перестрелка. Семена ранило в левое плечо, повыше сердца. Уже темнело. Ганна сорвала с него рубашку, наскоро перевязала, укрыла своей жакеткой.
Вместе с одной учительницей принесла она его на самодельных носилках в госпиталь, а он без памяти. И жакетка вся задубела от крови. Ну, она в госпитале осталась ухаживать за ним. Он теперь поправляется. Через неделю выйдет. Сестер милосердия там мало, многие с офицерами поубегали…
Ганна кончила свой рассказ. Слушая, Юра то недоверчиво, то восхищенно, то удивленно смотрел на нее. Неужели это их Ганна? Ну почему его там не было? Даже подросткам давали оружие. Эх, до чего же не везет ему!
Потом Ганна долго шушукалась и секретничала с Юлией Платоновной, смеялась и плакала. Слышались слова: «Семен… поженимся… не отпускал… Ой, какой он хороший!..»
«Ясно. Влюбилась. Все они такие! — сердито думал Юра. — Позвали ее революции помогать. Тут бой, винтовки! Восстание! А она жениха нашла… Вот если б меня позвали…» И ему стали рисоваться подвиги, которые он совершил бы, если бы севастопольцы позвали его с собой. Не повезло!