Первый выстрел
Шрифт:
Врангель рассчитывал отсидеться в Крыму до весны. Турецкий вал, ров, весь Перекопский перешеек были превращены его инженерами в грозные современные линии обороны. Впереди, на расстоянии пяти-семи километров, был пристрелян каждый метр гладкой, как стол, мертвой, безводной, солончаковой степи, на которой не росло ни травинки и не было никакого жилья для войск.
А в двадцати километрах позади Турецкого вала была сооружена вторая линия обороны — Юшуньский укрепленный узел.
Неприступные укрепления Перекопа врангелевские газеты расхваливали так: «…Нужно пройти тридцать верст природных
Арабатскую стрелку пересекало шесть оборонительных линий. Чонгорское железнодорожное направление защищала каменная дамба, мосты были разрушены.
Для военачальников Красной Армии мощь этих укреплений не представляла секрета, и они твердо верили в победу. Тем не менее, чтобы не проливать напрасно крови, командарм Василий Константинович Блюхер обратился с письмом к перекопскому гарнизону. В тысячах листовок красные летчики разбрасывали его над белогвардейскими войсками, а советский парламентер вручил его высланному навстречу врангелевскому офицеру.
Письмо Блюхера заканчивалось следующими словами:
«…Теперь от вас самих зависит прекращение дальнейшего бестолкового и бесцельного кровопролития.
…Предлагаю вам, рядовым офицерам и солдатам, немедленно составить революционные комитеты и приступить к сдаче Перекопа. От имени советской власти и русского народа объявляю полное забвение и прощение прежней вины всем добровольно перешедшим на сторону Красной Армии».
Врангель и его генералы отказались внять голосу разума. Мало того, в те же дни кровавый генерал Слащев, палач и вешатель, хвастливо заявил в белогвардейских газетах:
«Население полуострова может быть вполне спокойно. Армия наша настолько велика, что и одной пятой ее состава хватило бы на защиту Крыма. Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования ни живой силы, ни технических средств на преодоление не хватит.
Войска всей Красной Совдепии не страшны Крыму».
3
Слащев срочно мобилизовал на фронт всех способных носить оружие. На перроне феодосийского вокзала, сопровождаемые офицерами, толпились безусые юноши, мальчики: студенты-первокурсники из Симферополя, реалисты, гимназисты, среди которых было несколько юношей из Судака. Слышался многоголосый гул.
— Куда их отправят?
— На фронт. Перекоп защищать.
— Все мальчики… Господи!
Между собой офицеры, «грузившие» мобилизованных в вагоны, говорили больше о том, куда лучше эвакуироваться — в Болгарию, в Сирию или в Грецию, где будто бы англичане и французы в течение года будут кормить их на свой счет.
Партизаны не зря взорвали Бешуйские копи, жгли заготовленные дрова, разрушали железнодорожные депо. Сам командующий одной из армий генерал Абрамов три дня не мог выехать из Севастополя в Симферополь: не было ни одного годного паровоза, а когда один наконец наладили, не оказалось топлива.
Седьмого ноября 1920 года, в день великого пролетарского праздника, началось генеральное наступление на крепость контрреволюции — врангелевский Крым. Однако
Но красные командиры повели свои войска на бессмертный подвиг! Сильный ветер согнал из Сиваша большую воду. Воспользовавшись этим, две дивизии в густом тумане но пояс и по горло в ледяной воде пешком форсировали Сиваш, Гнилое море! Их вели проводники — Иван Иванович Оленчук и другие бедняки-крестьяне, знавшие каждый дюйм дна Гнилого моря.
Инженерные войска Д. М. Карбышева прокладывали в топких местах гати из фашин, соломы и других подручных материалов. Бойцы тянули пушки, на носилках несли боеприпасы. Сильный для юга мороз, десять градусов. Ветер. Вязкое, илистое дно засасывало… А тут еще белые обнаружили внезапное появление противника и открыли шквальный огонь…
Только армия революции, армия народная, способна на такой подвиг. Ничто не могло остановить наступающих. Когда выяснилось, что шестов для телефонного кабеля уже нет, а положить его по дну нельзя — соленая вода разъедает изоляцию, — то образовалась живая цепь: люди держали кабель над водой в руках. Падал один, на его место становился другой… Неудержимый боевой порыв рождал это небывалое мужество. Первым боевым трофеем был бронепоезд «Барон Врангель».
К командующему обороной Перекопа прилетел летчик с директивой Врангеля: «Приказываю грузиться на корабли».
Арьергард все еще пытался сдержать натиск бойцов Красной Армии, а в это время пехота генерала Кутепова отходила на Севастополь, конница Барбовича — на Ялту, кубанцы — в Феодосию, донские казаки — в Керчь… Громыхали обозы.
— Нет! Врангель обманул народ! — кричала прибежавшая к Сагайдакам Варвара Дмитриевна. — Мы не верим ему. Единственный хозяин земли русской — народ. Как он решит, так и будет. Захочет советскую власть — пожалуйста! Я — за советскую власть!
— Вы? За советскую власть?! — удивилась Юлия Платоновна.
— А что вас, собственно, удивляет? Кто были первые революционеры, декабристы? Дворяне! Да, мы за советскую власть… Без коммунистов, конечно!
По шоссе в четыре ряда непрерывной вереницей двигались воинские обозы, повозки, коляски с семьями генералов, контрразведчиков, полицейских, врангелевских чиновников.
Весь путь до Севастополя был усеян брошенным имуществом и грузами, орудиями, лошадьми, пулеметами. Тесня друг друга, сотни генералов и офицеров ринулись к стоявшим у причалов пароходам. Трапы брались с боя. На пристани толпились люди, охваченные животным ужасом.
Генерал Врангель, окруженный чинами штаба, под звуки Преображенского марша перешел на крейсер «Генерал Корнилов». В городе слышалась одиночная ружейная стрельба. Те, кто не мог попасть на пароход, с проклятиями провожали уходившие в море суда. То здесь, то там хлопали револьверные выстрелы — многие офицеры из карательных отрядов и контрразведки, боясь справедливого суда народа, стрелялись.
Для прибывшего в Севастополь арьергарда «русской армии» парохода не оказалось. И многие солдаты и офицеры немедленно сорвали погоны и пришили на фуражку или шапку красную ленту. «Мы красно-зеленые», — заявили они.