Первый Зверь

Никто никогда не узнает, как поступит раненный зверь.

Склонит ли голову в поисках помощи.

Или убьет тебя в последнем своем предсмертном рывке, отдавая свою душу богам вслед за тобой.

Но часто смерть не самое страшное, что может ожидать тебя, и забвение может стать долгожданной свободой от тягот жизни, в которой уже ничего не держит.

Я не чувствовала, ни боли, ни холода дремучего заснеженного леса, опустившись в сугроб на колени и прикладывая последние силы, чтобы ослабить путы, что врезались в белоснежные лапы, окропляя его кровью снег.

Зверь не рычал, не пытался кидаться на меня, только тяжело дышал, глядя в глаза своим осмысленным, желто-зеленым взором, словно мог читать мои мысли.

Железный капкан был тугим и врезался в его плоть до самой кости, причиняя адскую боль, но даже она не сломила гордой свободной души, из пасти не вырывался ни вой, ни стон.

…я не знаю, почему я остановилась и бросилась к нему на помощь, пока за мной шел тот, кто был страшнее любой армии мира.

Жестокий, кровавый, бесчеловечный.

Не человек. Не зверь. А истинный монстр.

Он шел по моим следам, ведомый жаждой крови, не оставивникого из моей семьи в живых.

Немыслимая, ужасная, полная агонии смерть постигла каждого, кто попытался встать на его пути, когда он пришел, разрушив сотни жизней.

И всё, что я могла — это бежать.

Даже если знала, что нет такого человека, кто мог бы спасти меня — все люди были ничтожно слабы перед тем, в чьих жилах тек яд и лава.

Нет такой крепости, за которой я могла бы спрятаться — для того, кто разрушает камни одним ударом и рвет людей голыми руками, словно они всего лишь марионетки, нет никаких преград.

Нет такого места в целом мире, где бы он не нашел меня.

— Давай же! — пот выступил на холодной коже и острые шипы прокалывали мои холодные пальцы до крови, когда я в последнем

Большое белое тело дрогнуло, когда две дуги скрипнули и поддались совсем немного, впиваясь шипами в мои пальцы, откуда струилась липкая кровь, но волк настолько ослабел и онемел, что едва успел выдернуть лапу, но уже не мог пошевелиться и тем более подняться на ноги, чтобы спасти свою жизнь.

…и я была такой же, сломленной и раздавленной, хоть и стояла на ногах, в желании броситься в этот снег и ждать своего смертного часа, потому что больше не осталось никого, кто мог бы переживать за меня и любить.

— Уходи отсюда, — прошептала я волку, словно он мог понять меня, отчего-то продолжая наивно верить, что животные способны услышать нашу душу. — Ведь ты не один! У тебя есть стая! Спасайся!

Едва поднявшись на дрожащие ноги, я тяжело сглотнула, судорожно осмотревшись по сторонам и теперь понимая, что свернуть с дороги, ведущей в дальнюю деревню и отправиться в самую гущу леса явно не было хорошей идей.

Единственное, о чем я думала сейчас, что возможно, смогу увести этого монстра подальше от ни в чем неповинных людей, что мирно жили своей жизнью, занимаясь рутинными делами, и которые долгими морозными ночами снова будут рассказывать страшные истории про не-человека, чья сила неизмерима, а ярость страшнее адского пламени.

Дай Бог они никогда не узнают, что он существовал на самом деле!

Снег был пониже только у самой кромки леса, где пышные зеленые ели укрывали своими могучими ветками землю, и только там я могла передвигаться хоть как-то, оставляя после себя борозды, по которым меня легко можно было отыскать.

Бежать не получалось. Я с усилием плыла в этом бескрайнем белом океане, который скорее станет моим саваном, чем спасением, боясь оглянуться и замерев, потому что дрожь прошла по всему телу.

Не от холода. Не от срывающихся нервов. А от колючей паники.

Дядюшка был прав, когда говорил, что я сразу пойму, если ОН окажется рядом.

Я не смогла его увидеть сразу, но ощутила его приближение всем телом, которое закричало об опасности.

Непередаваемые жуткие импульсы, которые невозможно было понять или объяснить, на грани вопящих инстинктов, когда казалось, что во мне задрожали даже кости.

Нечто подобное я испытывала только в глубоком детстве, когда, заигравшись с братом и его друзьями, из теплого дома, вспотевшая и раскрасневшаяся, выбежала на улицу прямо на лютый мороз, тут же ощутив на коже его кусающие и жалящие импульсы, от которых взвизгнула и сразу ринулась обратно в дом.

Но в этот раз дело было не в холоде.

Это был ОН.

Тот, кто без труда нашел меня, сколько бы времени я не бежала и как бы глубоко в лес не зашла, в поисках хрупкой надежды на свое спасение, ведь все мы кричим о том, что не боимся умереть, но когда наступает эта секунда с ужасом понимаем, как же сильно хочется жить, несмотря ни на что.

Больше не было смысла бежать.

Слова дяди по-прежнему звучали в моей голове, словно он был все еще жив и мог прийти на помощь: «Беги так быстро, как только сможешь! Беги и не оглядывайся! Но если он будет рядом, стой так, словно вросла в землю! Стой и не шевелись! Как бы он не пугал, что бы не говорил и не делал, не смей бежать, когда он рядом!»

Затравленно в душе, но стараясь держать горделивую осанку княжны и дочери своего отца, который никогда не склонял голову ни перед кем, я обернулась, пытаясь отыскать глазами того, кто никогда уже не сможет покинуть моих мыслей, сколько бы мне не осталось жить.