Первый
Шрифт:
Тело окатывает жаром. Я вытираю лицо салфетками и снова впиваюсь в отражение. На самом деле, если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что мои глаза выглядят настолько перепуганными, словно за мной гнался серийный маньяк. Но нет. Я всего лишь осознала, что могу больше никогда не увидеть Андрея.
И всё же я дурочка. Станет ли мне легче, если он попрощается перед выпиской? Скажет, мол, лучше бы никогда в своей жизни тебя не встречал?
— Привет… — я дёргаюсь, когда возвращаюсь в палату
Он кивает в знак приветствия, бросает на тумбу телефон и идёт к шкафу. Мне вдруг начинает мерещиться, что Бакурин в одну секунду меня раскусил. И то, что влюбилась. И то, что испугалась его отсутствия. Как же всё-таки хорошо, что он не умеет читать мысли.
— Я опоздала, потому что встречалась с подругой, — проговариваю как можно невозмутимее.
— Без проблем.
— Пришла, а тебя нет.
Андрей отворачивается.
— Был в соседнем корпусе на МРТ.
Я подхожу к креслу и обессиленно в него сажусь. Вытираю влажные ладони о шорты, прислушиваюсь к себе. Лучше бы я этого не делала.
С Костей у меня и близко не было похожих эмоций. Сердце учащённо стучало, когда он находился рядом, но на этом всё. Я влипла. Боже мой. Я так сильно влипла!
— И как результаты? — заботливо интересуюсь.
— Жить буду. Это из приятных новостей.
— Ты всегда такой пессимист?
Бакурин возвращает взгляд. Смотрит чуть иронично и высокомерно, но я уже привыкла. Более того, как оказалось — мне нравится. Всё в нём нравится. До мельчайших деталей.
— Только когда меня калечат на переходе.
Я с силой вжимаюсь в сиденье и ёрзаю бёдрами на месте. Снова просить прощения — глупо.
— Две секунды — я душ приму, — произносит Андрей. — На улице адски жарко.
Он скрывается за дверью, а я, наконец, перевожу дыхание и прислушиваюсь к шуму воды за стеной, стараясь лишний раз не визуализировать. Я будущий медик, в конце концов. Меня не удивить обнажённым телом. Сильным мужским телом, в котором масса нерастраченной энергии. И это остро чувствуется — волнами, импульсом. Чем угодно.
Я лезу в сумочку и достаю оттуда телефон, пытаясь отвлечься и чем-то занять себя.
Андрей возвращается спустя несколько минут. В спортивных штанах, с голым торсом. Я старательно смотрю на дисплей, но перед глазами вспышками появляются красочные пятна.
Блокирую мобильный, поднимаюсь на ноги. Сотню раз напоминаю себе, что без пяти минут являюсь врачом. Не стану же я от каждого красивого мужика то краснеть, то бледнеть? Нет, конечно.
— Достать тебе футболку? — спрашиваю с наигранным энтузиазмом.
Гонщик садится на край кровати, разминает плечо сломанной руки. Наверняка не догадываясь о том, что происходит у меня внутри.
— Я в состоянии передвигаться, но если тебе понравилось меня
Подойдя к шкафу, рассматриваю полки.
— Чёрную с красной эмблемой, — подсказывает Андрей. — Она на самой верхней полке.
Узнав в обманчиво-приветливом голосе издевку, слегка улыбаюсь. Беру стул, встаю на него и перебираю одежду. Спину жжёт от насмешливого взгляда, но я не сразу догадываюсь, что не так.
— Чёрная есть, с красной эмблемой — не вижу.
— А, чёрт. Она осталась дома. Что ж, тогда любую — на твой вкус.
Покачнувшись на стуле, достаю белую. И вовсе не потому, что она выгодно подчёркивает проработанные мышцы рук и живота. Просто Андрею идёт светлый.
Пульс частит, когда я встаю между его широко разведённых ног и растягиваю горловину. Взглядов, запахов и эмоций становится в сто крат больше.
Пальцы подрагивают. Я не впервые одеваю гонщика, но сейчас ситуация особенно пикантная, когда я сама себе призналась в том, что чувствую.
Во мне плещутся симпатия, интерес и желание. Низ живота тяжелеет, пульсирует. Я продеваю голову Андрея в горловину и задеваю костяшками пальцев короткие волосы гонщика.
— Давно заметила, что у тебя на шее и голове несколько рваных шрамов, но всё стеснялась спросить...
Андрей смотрит своими светло-зелёными глазами в упор, замечая мои смущение и растерянность. Глупое напоминание о том, что Бакурин — просто человек, один из вида млекопитающих, превращается в пыль. Я понимаю, что нет — не просто.
— Откуда они у тебя? — интересуюсь.
— А что пишут в сети на этот счёт?
Напрягаю память, сбиваюсь. Андрей подкалывает — это очевидно. Я не раз давала ему понять, что много знаю. Почти всю биографию — то, что было в доступе.
— Ничего, — мотаю головой. — О личном написано мало.
Я продеваю здоровую руку, стараясь действовать по-прежнему мягко и осторожно. Правда, отвлекает внутренний голос, который громко вопит, что уже завтра-послезавтра мы можем никогда больше не увидеться — случайностей не бывает дважды. От этого ясного осознания за грудной клеткой давит и болит.
— Моей матери подарили американского питбультерьера. Суку. Глупая была собака, необученная. Мать не занималась ею, но обожала ее. Когда Рейчел вгрызлась в моё горло, отец едва сумел её оттащить. После чего отвёз собаку в клинику и усыпил.
Касаюсь подушечкой пальца рваного края.
— Поэтому мать не приезжает тебя проведывать?
Андрей усмехается.
— Возможно. Я не знаю — не спрашивал.
Наши взгляды встречаются, и в палате резко становится жарко. Майка липнет к спине, в горле — сухо. Я облизываю пересохшие губы и совершаю опасный маневр — обхватываю ладонями колючие щёки гонщика.