Пёс
Шрифт:
Его обуяла ярость. Он вновь и вновь пытался её схватить, а она ловко уворачивалась от него и хохотала. Она дразнила его, а он из-за своей замедленной реакции не успевал за ней.
И тут, она зацепила ногой за половик.
Он почувствовал пальцами тепло её плеча, и с силой сжал их. Судорога пробежала по его телу. Сухой веточкой хрустнула ключица. Девочка не закричала. Она охнула и побледнела. Её суженные, сверкающие хитростью и злобой глаза, широко открылись – как тогда в школе. Теперь их наполняли удивление и страх. Рот приоткрылся. Она отчаянно заколотила своим маленьким кулачком по его грязным и твёрдым пальцам,
И тогда началось.
Острая, как молния, судорога прошила его тело вдоль позвоночника. Голова запрокинулась далеко назад. Тут же, как удар тока, последовала вторая. Его ноги подогнулись. Мышцы, то напрягались, то расслаблялись. Разжались пальцы. Мёртвое маленькое тело упало на пол, гулко стукаясь кобчиком, локтями, затылком, со шлепком, как мокрая тряпка, как холодец. Его вновь пронзило, и на этот раз он согнулся пополам. Глаза закатились под лоб. Теряя равновесие, он повалился рядом, с ещё не остывшим трупом. Его вырвало, тело забилось в конвульсиях. Торчащий пенис беспрестанно толчками извергал потоки спермы. Волосы слиплись от пота. Из его открытого рта вырывались хрипы и мычание.
Перед глазами замелькали картинки. Смеющиеся девочки, качающие головой воспитатели из садика, красные в прожилках жестокие глаза пьяного отца, плачущая в синяках мать, школа, лестница, смеющиеся всюду глаза школьников, гневный голос учительницы, вылезающие из орбит глаза задушенных кошек, орущие куры, широкий, с квадратной бляхой ремень. Полетели бабочки-трусики со смеющимися пупсиками и зайчиками, и ещё, и ещё… Они окружили его тесным кольцом, нависли над ним. Они грозили пальцами, качали головами, смеялись. Их голоса слились в один общий гул. И вновь боль. Вновь огонь.
А он хрипел и катался в блевотине и моче. Штаны пропитались липкой спермой. Из носа сочилась кровь, вперемежку с жёлтой слизью. Пальцы скребли скользкий пол. Вся грязь. Вся эта липкая чёрная гадость, годами копившаяся внутри, оседая и спрессовываясь, слой за слоем во всех закутках сознания, все страхи, стыд, боль, обиды, забитость и злость, унижения, зависть, тьма и холод одиночества, вдруг разом ринулись наружу. Он рычал и выл как животное, и катался в судорогах по полу, пока не потерял сознание.
Через некоторое время он очнулся, и всё повторилось. Хрипы, мычание, конвульсии. Он вновь и вновь сдавливал пальцами уже остывшую плоть. Трещала ткань платья. Хрустели выворачиваемые суставы. Его тело простреливали судороги, и он снова впадал в липкое душное забытьё.
Всё прекратилось под утро. Он крепко уснул, прямо на полу, в луже испражнений, рядом с окоченевшим трупом девочки. И первый раз в жизни ему не приснились кошмары.
Глава 8
Измученные
Валентина в голубом платьице легко спорхнула к ним на встречу, по чисто вымытому крылечку и гладким доскам тротуара. Но натолкнувшись взглядом на тело собаки, вытянувшееся у будки, она сошла с тротуара, и по траве вдоль забора направилась к калитке.
– То-олик, ну чего так долго? Обещал же с утра! – укоряла она, отпирая засов.
– Обещал, обещал! – грубо оборвал её Толик. – Значит, не получилось. Самогон тащи!
– Ага, самогон вам! Щас нажрётесь, а дело не сделаете!
– Я тебе сказал, неси!! – Толик уже рычал. – А то сама потащишь эту дохлятину!
– Хорошо! Только по стопочке и всё, ладно?
– Да неси ты, быстрее!! – Толик так глянул на Валентину, что та попятилась, но вспомнив про собаку, снова отпрыгнула к забору.
– Да чего ты его боишься! Иди быстро!!
– Ага, умник! Я всю ночь не спала, всё прыгала к окошку. Боялась одна. Дождь, ветер, темень, а этот воет как… Ужас.
– Да иди быстрее, не бойся! Он уже подох давно! – Толик, сморщив от боли лицо, сделал два широких шага и, как в футболе, размашисто пул пса сапогом в спину.
В следующее мгновение произошло то, чего никто не ожидал. Пёс вскочил сразу на все четыре лапы и, не издавая ни звука, бросился на обидчика. Толик даже моргнуть не успел. Зубы щёлкнули у самого лица, как огромный капкан. В лицо брызнула собачья слюна. Толика спасла цепь. Натянувшись, она отбросила собаку назад, к будке. Перевернувшись в полёте, пёс опять встал на лапы. Горящие малиновым цветом глаза, пожирали врага. Шерсть, от загривка до основания хвоста, стояла дыбом. Пасть оскалена.
Тимоха замер между столбов калитки. Валентина жалась к забору, готовая, в любую секунду, разразиться визгом.
– Ах, ты, бля, сучё-онок. – Толик злобно зашипел сквозь зубы. – Ну ладно… Валька!! Ты принесёшь выпить, или нет!! А ты, придурок, чё встал?! Иди сюда!!
Опохмелились прямо во дворе, из горлышка. Глаза заблестели. На лбу выступила липкая испарина. Всё это время, пёс не сводил горящих яростью глаз с людей.
– Тимоха! – вполне оправившись, заговорил Толик. – А ну, дуй к мотоциклу! Там, в коляске… Сидушку сдвинь… Сетка китайская. Тащи её сюда!
Повеселевший Тимоха бросился к мотоциклу.
– Толик! Только не тут! То-оли-ик… – Валентина пулей скрылась за дверью дома. Хлопнув калиткой, вернулся Тимоха. Распустив китайскую рыболовную сеть, корешки медленно подступили к собаке.
Чёрное тело вновь распласталось в прыжке. Люди прянули в стороны. Зубы собаки щёлкнули, схватив пустоту. Сеть с шелестом опустилась, накрыв тело пса. Он рванулся несколько раз, но окончательно запутавшись, завалился на бок, захлёбываясь рёвом. Корешки принялись бить собаку по голове, чем попало, пока её тело не обмякло.