Песчаное небо

Гуляев Константин

Плух все так же лежал в кресле и еле шевелился. Она не могла видеть его лица, но, судя по прерывистому, хриплому дыханию и лихорадочной, дробной частоте сердцебиения — дело обстояло самым безнадежным образом. Она вдруг представила, что тут творилось с биологом… Бедный, глупый, глупый, Гасс — что ты сделал не так?..

И почему они все не выходят? Завалило? Даже с Малышом? Или они так же раздавлены, распластаны по камням, и не в силах пошевелиться? Погибли? Изолированы? Пойманы? Аналитический ум дессмийки негодовал, пытаясь решать задачи с таким множеством неизвестных.

Насколько дессмийка в ее нынешнем состоянии могла распознать, Грезот тоже сипло хрипел, изнывал и терзался чудовищной для его веса гравитацией — но зато как-то мог передвигаться по кораблю. Вероятно, благодаря вколотому коктейлю. Наверное, тело лучше иметь хоть и тяжелое, зато твердое, нежели наоборот. Да это ее, в конце концов, не сильно интересовало — основные мысли все так же устремлялись под землю, к спасательной группе.

Грезот подковылял к растянувшейся на бугристом полу Цейсе, цокая перед собой своей этажеркой, и ненароком наступил на щупальце дессмийки, вроде как случайно попавшее под ногу. Несколько секунд злорадно ее разглядывал, затем брезгливо шваркнул ногой, отпихивая разметанные перед кухонной дверью щупальца ближе к пульту.

— Кусок слизи… — выцедил он.

Цейса не ответила. Хотя, говорить она могла свободно — ее речь не зависила от дыхания, а формировалась речевым синтезатором, на него тяжесть никак не влияла.

Уларк все не отходил. То ли он упивался ее состоянием, то ли какая-то мысль все не давала ему покоя. Простояв так с минуту, Грезот рывком приопустил этажерку, и протянул дрожащую руку к гермошлему Цейсы.

— Грезот! — предостерегающе

крикнул Плух, бдительно отслеживая каждый жест уларка. Старпом не обратил на его вопль ни малейшего внимания — он все дальше и дальше тянулся к полимерному колпаку кибернетика — а для этого ему приходилось сгибаться все ниже и ниже.

— Не трожь!!! — чуя непоправимое, отчаянно рявкнул Плух. Он будто ожил — и даже приподнялся на локтях, багровея и трясясь всем телом.

Грезот дотянулся до колпака дессмийки, и попытался своротить его набок. У него это плохо получилось, но колпак тут же запотел изнутри, а рука уларка соскользнула, и он пребольно саданулся ребрами о жесткую грань ходунков. То ли ругнувшись, то ли удовлетворенно крякнув, он с трудом выпрямился, подрегулировал свою опору и поковылял к себе в каюту.

— Через час стартуем, — бросил он лаугху, потирая ушибленный бок и отчаянно кривясь — приготовится к старту!

— Пеклова… тварь! — яростно трясясь, выцедил пилот, глядя на медленно растущую прореху меж колпаком и телом дессмийки.

— Дождись их, пилот, — произнесла она ровным голосом. — Не теряй надежды.

Плух исказился в лице, заизвивался в кресле, и согнувшись, дотянулся до энергетического узла, находившегося подле его сидения на стене. Сорвал крышку — и не рассчитал усилий: та сковырнулась с петель и с металлическим дребезгом рухнула на пол; сунул руку и, не глядя, нащупал внутреннюю заслонку. Слыша, как Грезот возвращается, он суетливо ускорился, распахнул внутренний лючок и прямо на глазах показавшегося из каюты уларка выдрал целый пук проводов. В щитке что-то бахнуло. Свет погас, в абсолютной темноте раздался яростный рев старпома.

Вторя ему, за иллюминаторами бессильно выл ветер.