Песчаный поход
Шрифт:
А тут еще и начальник политотдела со своими прозрачными, как он себе думает, намеками. В ответ на них Смирнов сделал то, чего себе никогда не позволял по отношению к пожилому и «опасному» сослуживцу, – зло обложил его похабной площадной бранью. Теперь приходилось думать, как выкрутиться из этого щекотливого положения. Но самое страшное для Смирнова заключалось все же не в этом и даже не в потере девяти человек – людей свободно можно было «списать», – а в том, что «списывать» было нечего. Чтобы «провести по документации боевые потери», нужны были документы на «посылки» и отчеты из «упаковочной», то есть трупы, а вот их-то как раз и не нашли. Значит, уже не боевые
Такого поворота событий Смирнов, конечно же, допустить не мог и поэтому ясно и доходчиво объяснил командирам служб и подразделений:
– Ну что, герои апрельской революции, просрали людей?! Если сегодня же вечером тела погибших бойцов не будут лежать на плацу, то вы ляжете вместо них! Я это обещаю! Понятно? Вперед и с песней…
О том, что солдаты могут быть еще живы, никто всерьез даже и не думал…
Добравшись на броне к подножью плато, пехота по хорошо знакомому маршруту полезла вверх. На полпути подъема комбат вернул третий взвод:
– Пономарев! Ко мне!
Матюкнувшись вполголоса – не дай бог услышит! – лейтенант, скользя по склону, помчался к майору.
– Слушай-ка, Серега. Бери своих архаровцев и дуй по дну ущелья. Прихватишь взвод разведки. Каждые три-пять минут – доклад. Смотри мне, осторожно там наверняка проминировано. Отделение саперов – с тобой. Где связюга?
– Здесь.
– Ну, хорошо, давай… Удачи!
Через пару минут третий мотострелковый, сделав небольшой крюк, вошел в мрачную каменную теснину.
Поистине – дьявольское место. Только безмозглый прапор-завхоз мог затащить в такую дыру своих бойцов. Глубина скального разлома составляла в среднем сто пятьдесят – двести, а местами триста – четыреста метров. По дну трещины несся бурный ручей. Ширина прохода на дне – пять-шесть метров, а расстояние между почти отвесными стенами вверху – около сорока-пятидесяти.
На дне было сумрачно, сыро, промозгло и невыразимо тоскливо. Пробираясь по камням, Саша иногда видел идущие справа и слева по краю ущелья роты батальона. На первое препятствие группа наткнулась через пару километров извилистого пути. На крупномасштабке оно было обозначено как «Третий водопад».
Перед солдатами предстало дикое нагромождение камней. Посередине природного обелиска возвышался огромный шестиметровый валун, с округлой вершины которого пенистым потоком с грохотом низвергалась ледяная вода. Кое-как, чуть не утопив радиостанцию вместе с Сашей, двинулись дальше.
Водопад «номер два», куда они вышли еще через несколько километров, представлял собой куда менее впечатляющее зрелище – просто россыпь круглых базальтовых глыб, беспорядочно загромождавшая довольно широкое на этом участке дно расщелины.
Почти миновав водопад, саперы неожиданно обнаружили две противопехотные мины. Встали. Минут десять поискали – сняли еще один «стаканчик». Вышли на связь с комбатом. Тот приказал:
– Возвращайтесь метров на сто назад и еще разик хорошенько все там осмотрите.
Обнаружив под снегом лишь обильные россыпи стреляных гильз, поисковый отряд двинулся дальше. Через полтора часа Саша, получив вызов майора, подошел к взводному.
– Слушай, лейтенант! – гремел в наушниках бас комбата. – По левому склону, где ты сейчас, разведка подобрала вчера Киргиза. Мои только что обнаружили под снегом брошенные вещмешки. Они спускались вниз прямо над вами. Вперед к кишлаку они пойти не могли, – идиоты, конечно, но не до такой же степени?! Так что, ты разворачивайся,
– Слушай, командир! А как там наверху?
– Что, не слышно тебе, что ли? Все путем!
– Да нет, ничего… Просто смотрите, чтобы завтра нас тут не пришлось искать… под камнями.
– Серега! Мать-перемать! Если что начнется, я тебе первому об этом подробно доложу! На досуге… Давай, давай, детко! Гавриков своих не жалей! Ищи. Землю носом рой, тут Мимоза совсем озверел. Давай, родной, давай!
Через пятьдесят метров саперы окончательно выбились из сил. Лед, сковывавший берега незамерзающего потока, в самых мощных местах доходил до двадцати– тридцати сантиметров и ломать его лопатками было делом не только совершенно невозможным, но и к тому же опасным – купаться в ледяной быстрине никому не хотелось. Медленно двигаясь вдоль берега, группа находила только пулевые выщерблины на базальтовых стенах расщелины да местами под снегом частые россыпи гильз, и только в одном месте саперы. Наудачу закидывающие время от времени под лед стальную кошку, чисто случайно выудили примерзший к корке бронежилет.
На вылинявшем зеленом шелке с обратной стороны удалось прочесть сделанную шариковой ручкой надпись: «Узген», и ниже – «ДМБ 83-85». Шовкат, наклонившись через плечо Пономарева, шевеля губами, прочел корявый автограф и, помолчав, рассудительно выдал:
– Киргиза, эта… Точно!
Тела ребят обнаружили случайно. Просто повезло. Проходя «Второй водопад», один из разведчиков смахнул ногой снег со льда и заметил примерзшую с обратной стороны человеческую ладонь. Саперными лопатками счистили снег и стали ломать лед. В это время к группе по крутому склону спускалась четвертая мотострелковая рота. Отдирая один от другого и от примерзших к одежде кусков льда, вытащили первые четыре трупа. Через пять метров саперы выдрали кошками еще двоих. Рядом буквально вырубили изо льда последнего.
Более жуткого зрелища Саша никогда в своей жизни не видел и даже не мог представить себе нечто подобное. Раздробленные автоматными очередями в упор, деформированные, нечеловеческие лица; задранные, смерзшиеся бушлаты, открывавшие неестественные, землисто-серые, местами исполосованные ножами тела; полуотстреленные, висящие на одних сухожилиях с зеленовато-серыми лохмотьями рыбьего мяса искуроченные конечности; набравшиеся воды и висевшие синюшными теннисными шарами на каких-то бледных нитях выколотые щомполами глаза; отрезанные и запиханные в рот половые органы; вспоротые животы; куски льда, отбрасываемые в сторону вместе с примерзшими лоскутами кожи…
Со звенящей пустотой в голове Саша вместе с остальными бойцами выкорчевывал из ручья чьих-то сыновей, парней и братьев. С него потоком лился пот, и все равно он дрожал всем своим существом от внутреннего озноба.
Роты, вытянувшись цепочкой по трехсотметровому склону, стали по одному передавать погибших наверх. Людей не хватало, поэтому стоявшие ближе к вершине брали «своего» и волокли его до конца.
Когда тащили седьмое неподъемное тело, убитый вдруг выскользнул из рук с трудом карабкавшихся с тяжкой ношей разведчиков и саперов и, покувыркавшись метров двадцать, застрял меж камней. Пока вытаскивали, спущенные и смерзшиеся комком штаны сорвались с трупа вместе с висевшей на обрывках мышц ногой. Кончилось тем, что труп зацепили петлей за шею и кое-как волоком выдрали наверх.