Песчаный рай
Шрифт:
Конечно, было проще улететь на вертолете в районный центр, в тамошнюю больницу, а потом, скорее всего, перебраться в Москву, уже в самую лучшую больницу… Получилась бы очередная стремительная гонка, на этот раз за здоровьем – чем быстрей, тем больше шансов пережить эту аварию без последствий.
Но Никита теперь с подозрением относился к любого рода гонкам. Он помнил свои метания по призрачной пустыне – когда лежал в коме, он помнил, как постоянно куда-то стремился даже в забытьи. Его тогда спасло только одно – решение остановиться.
«Я всю жизнь мчался. Мчался, как оказывается, к собственной смерти. Я очнулся только потому, что решил остановиться». Возможно, это было самовнушение. Тут ведь в его чудесном выздоровлении, помимо мистики, было еще и мастерство хирурга, и уход доброй медсестры…
Но Никита упорно продолжал верить в знаки судьбы.
Надо остановиться. Остаться. Так твердило его подсознание…
И Раевский остался в этом маленьком, богом забытом приграничном городишке. У него была теперь цель – отремонтировать «Ласточку». Ведь это же несправедливо – и штурмана потерять, и машину, отдать их всех безжалостной пустыне… Нетушки! Уж джип он свой починит. Хоть что-то сделает. Леху не спасти, так хоть «Ласточку»…
Или дело было только в Дине, той самой доброй медсестре?
Когда Никита думал о ней, он забывал обо всем прочем.
Сколь Раевский ни старался, он не мог на нее злиться. Если и злился – то только потому, что она не ответила ему взаимностью. Он-то к ней всерьез был расположен, а у нее, оказывается, были какие-то свои, корыстные женские мотивы…
Ребенок. Она сказала, что хочет ребенка. Что только поэтому она отдалась Никите там, на заднем дворике. Непонятно только, зачем ей понадобился именно Никита – как будто в городе других мужчин нет!
Хотя это и понятно – ведь она собиралась скрыть ото всех правду. Поставить несговорчивого мужа перед фактом, и все тут.
Но эти ее глаза, покрытые пеленой страсти, ее подрагивающие губы… В них никакого расчета не было. Одно желание. Верно, она, Дина, тоже брела до того по пустыне – навстречу ему, Никите, его рукам и губам. Столько жажды было в ней…
За две недели Никита с Артуром почти починили «Ласточку» – остались лишь какие-то мелкие недоработки.
И за это же время Раевский сумел усмирить себя, свою гордыню, и решил вновь встретиться с Диной.
Опять было раннее утро, прохладное, свежее, чистое. В местах, где пустыня близко, хоть и жарко, но воздух зато сухой, дышать им легко.
В переулке, выходящем на площадь, Никита устроил засаду. Сел в тени старого карагача, на полуразрушенный каменный забор. Наверное, где-то неподалеку рос абрикос – потому что сладковатый, пряный запах настойчиво лез в ноздри.
Потом вдалеке, в самом начале длинной, узкой улочки, появилась Дина. Никита угадал ее сразу. Только увидел силуэт, движущийся сквозь переплетение солнечных лучей и тени, которую отбрасывал забор, –
В длинном светлом платье, какой-то платок на плечах… Волосы ее – темные, вьющиеся на концах, были подхвачены сверху, а сзади и по бокам струились свободно, изгибаясь полукольцами. Темные очки. Легкая походка.
В ней, в Дине, все было так изящно и одновременно так просто…
Она почти дошла до того места, где сидел Никита. Подняла голову, вздрогнула, одной рукой сжала концы платка у себя на груди.
– Здравствуй, Дина, – сказал он.
– Ты еще здесь?.. – произнесла та упавшим голосом. – Но зачем?
– Ты мне не рада? Совсем-совсем не рада? – помрачнел Никита, поднялся, сделал шаг ей навстречу.
– Рада. Только зря ты не уехал…
– Почему?
Она не ответила, метнулась в сторону, но Никита перехватил ее, поймал, притянул к себе. И сразу заметил, какого неестественного оттенка у нее лицо. Не лицо – маска как будто.
– Покажись. – Он, полный нехорошего предчувствия, снял с Дины темные очки. И увидел зеленоватые круги вокруг ее глаз. – Тебя что, били? – ужаснулся он. Потом заметил недавно поджившую кожу на губе, теперь чуть стянутую.
– Не надо.
– Как не надо?! – заорал он. – Блин, что это за хрень… Дина!
Она молчала, запрокинув голову, смотрела на него снизу вверх – испуганно и завороженно, и от этого ее беспомощного, наивного взгляда Никита чуть с ума не сошел.
Кто мог ударить эту женщину? У какого зверя поднялась рука на это ангельское создание?.. Да ей грубого слова нельзя сказать – так нежна она. Она – словно цветок. И какой-то урод вздумал его растоптать! Впрочем, чего тут гадать…
– Муж? – коротко спросил Никита.
Дина прикрыла глаза.
– Он у тебя что, псих? – с отвращением произнес Никита. – Точно, псих. Из-за меня это?
– Н-не совсем, – Дина неопределенно повела плечами. – Много причин… В общем, Руслан ревнует меня, конечно.
– Ты его любишь?
Она опять повела плечами.
– Да как можно любить такого урода, как? – со злостью заорал Никита. – Он тебя колотит, а ты его – любишь?!
– Ты не понимаешь. Мне его жалко… Я сама виновата.
– Жалко? Да его судить надо! И в чем ты можешь быть виновата? Что ты такого сделала ужасного, какое такое жуткое преступление?
– Сделала. Ты не знаешь, но я виновата.
– В чем бы ты ни была виновата, но бить тебя, бить женщину… – Никиту затрясло, он взял Дину за плечи. – Дина. Посмотри на меня. – Она подняла голову. – Слушай меня внимательно. В чем бы ты ни была виновата, ты заслуживаешь не наказания, а прощения. Почему он к тебе столь безжалостен? Ведь есть же такое понятие – милосердие, знаешь? Да, ты его знаешь, чего я спрашиваю! – сморщился он. – Ты ведь своего палача сейчас оправдываешь!
Дина ничего не ответила, она смотрела на Никиту полными слез глазами.