Песчаный рай
Шрифт:
– Но так не бывает!
– Как?
– Я счастлива. И мне – легко. Словно камень с души упал, – с удивлением призналась женщина. – Знаешь, почему? Потому что я делаю, что хочу. А не то, к чему меня принуждают, что я должна делать.
– Ты свободна. А что ты еще хочешь делать, что? – шепотом спросил он ее на ухо.
Дина облизнула губы и подняла лицо.
Поцелуй – долгий, от которого перехватило дыхание… Как же это прекрасно: не отдаваться – смиренно и покорно, не подчиняться, а – разделять.
Платок соскользнул
Глаза его расширились, крылья носа дрогнули.
– Все пройдет, – сказал Никита. – Ты слышишь – все пройдет, все заживет. И ты забудешь… Я сделаю все, чтобы ты забыла.
Дина подняла руки и принялась расстегивать рубашку на его груди.
…Опять с ней случилось странное, опять она представила озеро в лесу, почувствовала запах болотных цветов, увидела мельтешение стрекоз.
Сны о Марьяше и те образы, которые возникали в душе, когда Дина обнимала Никиту Раевского, почему-то упирались в одно и то же – в цветы.
Дине так не хватало их, и, видно, они стали для нее символом счастья, любви. Всего самого хорошего, что могло быть в этой жизни.
…Она открыла глаза, улыбнулась, опустошенная и одновременно полная ощущений – острых, тающих, вновь набегающих – уже с меньшей силой – и вновь исчезающих… Словно волны ее качали, а потом вынесли на берег и осторожно положили на песок.
– Я помню то мгновение… То мгновение, когда пришел в себя, – заговорил Никита, продолжая прижимать к себе Дину. – Я открыл глаза и увидел – тебя. Ты плакала.
– Разве? Я уже не помню…
– Точно, точно. Зато я все отлично помню. И я тогда подумал, что эта девушка не должна больше плакать.
– Ты смешной… А я, знаешь, когда я впервые тебя увидела?
– Когда меня, разбитого вдребезги, привезли к вам, да?
– Не угадал. Я увидела тебя раньше. По телевизору. Был репортаж о ралли, и ты давал интервью. Такой лохматый, смешной… Я и имя твое запомнила тогда.
– С шевелюрой мне было лучше? – Никита машинально провел по голове, по только начинающим отрастать волосам.
– Не в этом дело, – засмеялась Дина, прижимаясь щекой к его груди и слыша, как бьется сердце Никиты.
– А в чем?..
– Я не знаю. Но ты мне сразу понравился. Иначе бы я тебя не запомнила, не узнала потом. А я узнала тебя, когда… когда увидела уже на каталке, без сознания. И я подумала – будет ужасно, если этот парень не выживет, будет ужасно несправедливо, если он не выживет…
– Тогда это судьба.
– То есть?
– Если бы не авария, я бы с тобой не встретился.
– Ох, нет, не надо больше никаких аварий! – жалобно воскликнула Дина.
– Конечно, не надо… Но я о другом. У медали две стороны, и во всяком событии тоже – есть плохое и хорошее. Хорошее –
– Наверное…
– Дина. Дина, а уже что-нибудь известно? – напряженным голосом спросил он.
– Известно о чем?
– Ну, ты же мне сказала, что хотела бы ребенка и… Что-нибудь получилось? Или еще рано об этом говорить? Я, знаешь, думал и решил, что не имею ничего против ребенка. А знаешь, почему? – оживленно заговорил он. – Потому что понял – если я помру, то после меня ничего уже не останется. Никого. И, в общем, в твоем решении – родить от меня – была своя мудрость… Короче, я ничего не имею против! – заключил Никита бодро. – Пусть он будет – наш… наше дитя.
Он с таким волнением ждал ее ответа, что Дине даже неловко стало.
– Все не совсем так… Меня в последнее время мучила одна мысль. Я как будто солгала тебе тогда… Или неправильно выразилась. Не знаю, как объяснить! Но, словом, я не потому была с тобой, что хотела ребенка. Я просто потеряла голову – когда ты подошел ко мне там, на заднем дворе. Я не могла противиться своему желанию, и эта мысль – если вдруг будет ребенок, то я его оставлю – пришла мне в голову уже потом. Потом!
– Зачем ты опять оправдываешься! – с досадой воскликнул Никита. – Без разницы – потом, не потом. Я – не против ребенка, слышишь?
– Его не будет, – шепотом ответила Дина. – В общем, это были не те дни, когда у нас могло что-то получиться, и после того, как Руслан избил меня, у меня…
– О господи. Он тебя что, по животу бил?
– Нет! – с ужасом произнесла Дина. – То есть… Вроде нет. Но… словом…
– Ладно, я понял. Нет так нет. Не надо на этом зацикливаться.
– Не надо, – послушно согласилась Дина.
– По твоему мужу тюрьма плачет. Слушай, а если в милицию… тьфу, в полицию заявить?
– Бесполезно. Скажут, что это семейные дела…
– Ладно. Тогда я сам с твоим мужем разберусь, – разозлился Никита.
– А этого тем более делать нельзя! Ты же еще не совсем здоров. И даже если бы был здоров, то ты не знаешь моего мужа… Ну его, – испугалась Дина. – Лучше уедем. Уедем отсюда скорее.
– Хорошо. Уедем, – недовольно, мрачно произнес Никита. – То есть сбежим. А этот твой гад так и останется без наказания…
– Пожалуйста! Я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось, я тогда совсем с ума сойду! – закричала Дина. – Ты говорил, машину надо чинить? Тогда иди, чини ее скорее…
Никита молча встал, оделся.
– Оставайся здесь, никуда не выходи, – буркнул он и ушел.
Дина закрыла глаза. Она была недовольна собой, ее мучила совесть перед Никитой. Но потом она разозлилась на себя: «Чего я переживаю, зачем постоянно копаюсь в себе… Все равно Никита воспринимает меня такой, какая я есть. И он меня понимает. Никита меня – слышит».