Пещера Батикава
Шрифт:
— Верно. Этот куда больше, и усы у него длиннее. Он даже, если хотите знать, не пролезет в щетку, усы не дадут. — В голосе Леши появились нотки запальчивости. — А что — нет? Можно доказать. Пусть проверят, пожалуйста.
Открытие друзей нисколько не приободрило Пятитонку. Не глядя на стеклянную коробку, он уныло пробубнил:
— Ну да, «можно доказать»… Докажешь… Смотря как поставить жука. Если усами к щетке — не втянет, а если спиной — еще как втянет. За милую душу.
Пятитонка рассуждал логично.
А Валька упорствовал. Он сказал, что нет такого права, чтобы жуков подделывать, что раз
Пятитонка собрался что-то возразить Вальке и открыл уже рот, но тут же поспешно закрыл, потому что вернулся капитан.
Капитан сел за стол, машинально взял застекленную коробочку, посмотрел на ребят.
Валька встал. Он решил действовать.
— Алексей Павлович, — волнуясь, сказал он, — я насчет жука. Можно мне?..
— Насчет чего?
— Насчет жука. Хотите верьте, хотите нет — он не наш. — Валька мотнул головой в сторону коробочки со стеклянной крышкой, которую держал за уголки начальник милиции. — Был бы наш, мы бы сказали.
Капитан усмехнулся:
— Конечно, не ваш, хитрые какие, на чужого жука зарятся. Мне жука сынишка подарил, Павлик. Сам поймал, сам коробочку склеил. Семь лет человеку.
Валька покраснел. Язык плохо слушался его.
— Как… так значит… Так это… А мы думали…
— Что думали?
— Ничего.
— Нет, а все-таки? — настаивал капитан.
— Мы думали, что землемер…
— Ах, землемер? — оживился начальник. — Про землемера мне интересно. Что у вас с ним?
— Щетку мы у него взяли без спроса. Электрическую.
— А зачем?
Валька на секунду замялся. О кукурузе рассказывать не следует. Но тут же подумалось: Еськин не сам ходил к ним на полянку, его посылал начальник милиции и, значит, молчать об участке в лесу смешно. В конце концов, в том, что они спасали кукурузу от мошек и козявок, ничего плохого нет. Об этом даже на плакатах пишут: «Уничтожайте сельскохозяйственных вредителей!» Вот они и делали полезное дело. Притом ведь щетку только на время взяли, а не насовсем. И не сами же полезли в ящик. Им щетку дал Генка, брат землемеровой жены. И ничего с нею, со щеткой, не сделалось, как работала, так работает, даже, может быть, от работы на чистом воздухе еще лучше стала.
Выпалив все одним духом, Валька шумно потянул носом, замолчал.
В глазах капитана играли смешинки.
— Значит, как говорится, ударили пылесосом по вредителям?.. Лихо придумали. — Он посмотрел в угол. Там, прислоненный к стенке, почти доставая потолок, высился срезанный Еськиным стройный стебель древней кукурузы. — Ваша?
— Наша, — ответил Леша, и голос его дрогнул от возмущения. — Разве можно было ее срезать! Верных пятьсот зерен пропало.
— А ты скупой, тезка, — заметил капитан. — Зернам счет ведешь. Просто удивительно.
— Так ведь зерна какие! Это же…
Леша насупился, опустил глаза. Он решил не произносить больше ни слова, а то, чего доброго, проговорится.
Но капитан настаивал:
— Ну, в чем дело? Почему замолчал? Зерна что, особенные?
Леша упорно не поднимал головы.
Капитан посмотрел на Вальку, и Валька не выдержал:
— Ага, особенные.
— Новый сорт вывели?
— Не новый. Даже
Пятитонку, все время молчавшего, вдруг прорвало. Ему захотелось прийти на помощь Вальке.
— Наша кукуруза древнее, чем в Батикаве, — тонким голосом сказал он и вздрогнул от боли. Это ему под столом дал пинка ногой Леша.
Да и Валька дернулся. Ему от Лешиной ноги тоже досталось. Капитан заметил движение под столом, но не показал виду. Он только спросил, что такое Батикава.
Ребята промолчали.
Алексей Павлович подождал, увидел: ответа не дождаться, и без всякой обиды в голосе сказал:
— Секрет, значит? Тогда отставим. Перейдем, как говорится, к следующему пункту повестки дня. Выскажитесь, если можно, дорогие товарищи, по поводу этого сооружения… — Капитан взял в руки доисторический сосуд. — Что это такое, а? Как по-вашему?
Мальчики посмотрели на свою бесценную находку и снова промолчали.
Алексей Павлович не настаивал. Спокойно, сантиметр за сантиметром, он поворачивал сосуд перед глазами и внимательно изучал.
Ребята настороженно следили за движениями капитана. Вот он рассмотрел широкое, замазанное спекшейся глиной горлышко кувшина, вот оглядел бока, вот перевернул донышком вверх, вот извлек из ящика стола охотничий складной нож с роговым черенком. Раскрыл.
Холодно блеснуло лезвие. Капитан прикоснулся острой сталью к черному наросту на дне сосуда, слегка поскоблил, потом достал из ящика лупу, приложил круглое выпуклое стеклышко к глазу, приблизил кувшин.
С минуту он изучал зачищенное донышко древнего сосуда, потом отставил его и потянулся рукой к графину с водой, который стоял на маленьком столике.
Ребята решили, что начальнику милиции захотелось пить, и ошиблись. Ему почему-то понадобилась маленькая, глазурованной глины тарелка, на которой стоял кувшин. Взял, перевернул и точно так же, как рассматривал дно бесценного сосуда, стал рассматривать в лупу дно обыкновеннейшего, ничем не примечательного изделия местных гончаров.
— Хм, и тут — эр пе ка и там — эр пе ка, значит, изделия из одного цеха. Но что же это за эр пе ка, дай бог памяти! А-а, ну да, ясно: Райпромкомбинат, наше могучее районное предприятие. Там гончарное производство года два как наладили.
Лешу словно кипятком обдало. До него первого дошел смысл капитанских слов. Выходит, будто Алексей Павлович увидел на донышке древнего сосуда тот же самый фабричный знак, что и на тарелке. Наверно, он просто шутит.
— А ты сам посмотри, тезка. — Капитан протянул Леше лупу.
Леша взял со стола закопченную древнюю находку, перевернул и приставил к глазам увеличительное стекло.
Дно доисторического сосуда очень напоминало через лупу обратную сторону Луны. Ну в точности как снимок, напечатанный в газете. Кратеры, горы, впадины… А в том месте, где охотничий нож капитана соскоблил черный налет тысячелетий, рядом с дыркой, просверленной когда-то Лешей, через лупу отчетливо видны были вдавленные в древней глине буквы — РПК.