Шрифт:
Глава 1
Отец Уильямс недолюбливал поезда. Не сказать, что бы он был человеком консервативного склада характера. Отец Уильямс спокойно, а иногда даже с одобрением, воспринимал новые достижения в инженерном деле. Кроме инженерного дела, он с удовольствием следил, как развивается наука. Даже, подумать только, с пониманием относился к отдельным новым веяниям в моде. А вот с железной дорогой у него складывались довольно таки натянутые отношения.
Начать с того, что на вокзале стоял
Потом вагон. Конечно, отец Уильямс соглашался с этим, есть относительно, обратите внимание, именно относительно, удобные купе. Рассказывали и о спальных вагонах. Если в первых ему доводилось путешествовать, то насчет вторых он не мог ничего сказать.
К сожалению, сейчас речь шла даже не об относительно удобных отдельных купе. В которых собирается пару человек зараз. Самый обычный вагон. В одном конце едут фермеры, громко обсуждая цены на кукурузу в этом году. В другом конце внимание к себе приковал средних лет мужчина в котелке и с модно подкрученными усиками. Длинные подвижные пальцы говорили, что он пианист. Компания вокруг него периодически взрывалась хохотом, реагируя на очередную историю.
Душно всегда. Летом особенно. И приоткрытые окна вовсе не облегчают состояние. В эти самые приоткрытые окна врываются, пойманные и закрученные ветром, клубы паровозного дыма. Пахнущего углем, оставляющего пятна копоти на одежде.
Была ещё одна важная вещь. Вагон оказался полон. Кроме уже упомянутых компаний, в нём ехали старатели, несколько военных, мексиканцы. Последние ехали семьями. Их дети с удовольствием вносили свой вклад во всеобщий гвалт.
Так бывало девять раз из десяти. Так оказалось и в этот раз. Отец Уильямс отложил в сторону библию и выглянул в окно. Ровная прерия с далёкими холмами. Ехать предстояло долго. Уильямс задумался о причине, поспособствовавшей его новому назначению.
В небольшом саквояже, стоявшем в ногах проповедника, что-то булькнуло. О да, отец Уильямс грустно усмехнулся, официальная версия курии была ему ясно озвучена. Человек, столь неравнодушный к виски, не может являться примером для прихожан столь значимого города и прочее, и прочее. В то же самое время, курия должна помнить о большом и неоспоримом таланте отца Уильямса. Поэтому, необходимо подыскать место, требующее внимания такого человека и таких талантов.
О Блэкроке говорили всякое. В большинстве случаев – шепотом. Сказочные богатства, лежащие на поверхности, сами идущие в руки. Беспринципные негодяи, отбирающие у старателей добытое тяжким трудом. Сколько подобного говорили в кабаках и на улицах любого большого города. Многие, услышав эти истории, срывались с насиженных мест в надежде ухватить удачу за хвост. В одиночку, семьями, артелями. Люди спешат оказаться первыми, застолбить лучшие места. Одним везло – своими руками, или своим пистолетом, они добывали своё богатство. А кто-то находил лучшие места – на кладбище.
Да, именно такая слава шла об этом городке старателей. Как магнитом тянуло туда и трудяг и любителей лёгкой наживы. Однако,
Уильямсу довелось видеть, чем платили эти люди. Добываемый ими минерал менял их тела, оставляя свою печать. Проповедник прикрыл глаза. Это не было самым страшным в его жизни. Конечно, подобное легко вселяло страх во многих. Но если тебе каждый день приходиться справляться с целым сонмом голосов в твоей голове…
Уильямс заливал их виски. Вполне успешно, надо сказать. Голоса затихали, злорадно хихикая. Прятались глубоко внутри сознания проповедника. Делали они это с одной целью – чтобы вновь возникнуть из неоткуда и испытывать его веру.
Рука сжала корешок библии. Он знал, что его вера крепка. Благодаря своей вере, он и мог делать то, что другим оказывалось недоступным. Да, цена была высока. Порой казалась чрезмерной. Зато когда мать обнимала своего ребёнка, почти ушедшего за край жизни, и просила помочь. Когда совсем ещё молодой солдат ловил последние мгновения своей жизни – успеть исповедаться, не уйти без покаяния. В такие моменты отец Уильямс забывал о цене. Не думал о тех голосах, что могут прийти и рвать на части его душу. Он молился – истово и искренне взывал к Богу. Просил о милости и заступничестве. Просил о чуде.
После матери благодарили его, а хирурги удивлялись, что пуля оказалась почти у сердца – ещё чуть-чуть и всё.
А отцу Уильямсу приходилось брать виски и глушить глумливые голоса. Те шептали, что он много на себя берёт, что такова была настоящая воля небес. Какое он, простой человек, имел право изменять эту волю. В таких случаях, конечно, молитвы помогали – его вера действительно была крепка – но ещё лучше помогало виски.
Теперь, благодаря виски и его талантам, путь отца Уильямса пролегал в миссию Сан Мигель, неподалёку от руин того самого Блэкрока. Ему предстояло нести слово Божье местным индейцам и креолам. Почётная и важная задача. По силам исключительно избранным. Или, возможно, не совсем удобным для настоятелей городской церкви.
Проповедник провёл рукой по роскошным бакенбардам, напоминание об армейском прошлом, и перевёл взгляд на попутчика, сидевшего напротив.
Этот человек был немолод – усы и виски серебрились сединой. В то же время, старым его ещё нельзя было назвать. Он находился в том возрасте, когда мужчина полной мерой осознаёт себя, свои потребности и возможности.
Одет попутчик в добротную дорожную одежду. На коленях, прикрывая пояс с оружием, лежал темный плащ. С левой стороны его жилета поблёскивала звезда маршала.
Скуластое лицо казалось бы более привлекательным без ехидного выражения и насмешливого взгляда темных глаз.
Попутчик проповедника неторопливо изучал его. Отец Уильямс прочитал в глазах маршала интерес к собственной персоне и постепенно формирующуюся оценку. Судя по улыбке попутчика, коснувшейся его губ в тот самый момент, когда Уильямс посмотрел на него, оценка оказалась неплохой.
– Не любите поезда? – произнес маршал, цепко удерживая взгляд проповедника.
– Предпочитаю говорить – не доверяю поездам, - ответил тот, не отводя глаз.