Пещера невольницы-колдуньи

Шахразада

— О Аллах, что же…

Но Али-Баба осекся под сердитым взглядом Маруфа.

— Итак, каждый вечер коварная Фатима капала пять капель сонного зелья в шербет своего мужа. И, дождавшись мига, когда он крепко засыпал, уносила в тайную пещеру что-то из утвари или тканей, украшений или свитков. Проснувшись, муж с пристрастием допрашивал ее о горшках на плите, листьях на деревьях и окнах в доме. Но забывал о тканях и пряностях, ожерельях и сластях. Так продолжалось один год, один месяц и один день. И вот настало утро, когда муж, проснувшись утром, не нашел во дворе хлопочущей жены. Были пусты амбары и кладовые, шкатулки и сундуки, блюда и кувшины. Но, о Аллах, на месте остались все горшки

на печи, все листья на деревьях и все окна в доме. Только глупый и жадный Касым стал в одночасье беднее даже самого старого нетопыря. Вот так отомстила Фатима своему мужу. Говорят, что она исчезла в этот день и более никто и никогда не видел ее. Кто знает, умерла ли она в своей тайной сокровищнице или отправилась странствовать, вышла замуж в далекой стране или нашла племя, где жили лишь женщины… Известно лишь, что пещеру эту никто более найти не может, ибо забылись приметы, по которым можно разыскать тропинку, что привела бы прямо ко входу. Более того, говорят, даже если бы случайный путник нашел пещеру, если бы он вошел в нее, то выйти бы уже не смог. Ибо коварный горный дьявол охраняет ее денно и нощно, не давая войти под каменные своды.

И тут Маруф умолк. Али-Баба несколько мгновений молчал, пытаясь понять, надо ли звать поварят с новой порцией плова или можно осмелиться задать вопрос. Молчание затягивалось. Похоже было, что поток слов башмачника временно иссяк.

— Так, значит, в наших горах, если я тебя правильно понял, о мудрейший Маруф, действительно есть пещеры, полные несметных сокровищ?

— Ты понял меня правильно, дорогой Али-Баба. И в наших горах действительно есть пещеры, вернее, пещера, полная неисчислимых сокровищ. Ибо так говорит народная мудрость. А она никогда не ошибается.

«Хотя может и, о Аллах, как сильно, приукрасить истину». Но этих слов Маруф не произнес. Ибо это было лишь его умозаключение. А оно, как уже знал мудрый башмачник, тоже может быть не совсем правдиво.

— Благодарю тебя, — поклонился Али-Баба своему собеседнику. — Сегодняшний день воистину будет для меня самым сладким из моих дней, ибо я беседовал с самим Маруфом, источником мудрости и бесценным знатоком всего, что только можно знать.

— Благодарю тебя, почтительный юноша! Твои слова проливают бальзам на мою старую душу и дают мне силы прожить новый день! Но ты хотел задать и еще один вопрос. Я слушаю тебя.

— Хотел, мудрый друг. Но теперь, прикоснувшись к одной древней легенде, хочу обдумать все, что узнал за сегодняшний день. И уже тогда, осмыслив все новое, я приду к тебе с вопросом — ибо молодость, как ты знаешь, пытлива и ее любопытство бесконечно.

— Да будет так, почтительный юноша!

И Маруф с интересом вновь взглянул на блюдо плова. Пусть он уже остыл, но аромат был столь силен, что башмачник готов был продолжить трапезу.

Али-Баба же воспользовался этим, чтобы покинуть чайхану. Золотой, который он передал Сулейману-чайханщику, оказался вполне достаточной платой. И теперь, с чистой совестью и головой, полной самых безумных мыслей, Али-Баба искал место, где он мог бы спокойно обдумать все рассказанное Маруфом.

Найдя приют у старого корявого карагача во дворе собственного дома, юноша еще раз вспомнил слова башмачника, а потом попытался прикинуть, как далеко от города лежит пещера загадочного Сим-сима. И по всему выходило, что это та самая пещера, в которой жил пастух Касым, а потом Али-Баба-пастух. Та самая пещера, которую нашла коварная Фатима и в которой спрятала свои несметные богатства.

— О Аллах милосердный, — пробормотал Али-Баба, все больше утверждаясь в этом. — Но если уж моя судьба не в любви, не в доме, полном детишек и счастья, то, быть может, мне повезет и я обрету несметное богатство?

Если молва правдива и сокровища сторожит всего лишь горный дьявол, то я уж точно смогу стать их обладателем. Ибо горный дьявол мне не страшен — моя душа так пуста и одинока, что не понадобится уже никогда и никому. А что еще может порадовать горного дьявола, как не душа смертного?

Свиток двадцать пятый

Миновала еще одна ночь. Ночь, когда Али-Баба спал, как младенец, ибо печаль покинула его душу. Более того, вместе с ним утром проснулась и необыкновенная, солнечная надежда. Такая, какой бывает радость от простого прихода нового дня, если ты еще совсем мал и любящая матушка уже приготовила тебе твои любимые лакомства.

Али-Баба зашел к себе в лавку и попытался стать одним из сотен торговцев, что каждый день расхваливали свои необыкновенные и такие нужные товары. Но нетерпение гнало его прочь от привычных дел. И потому он, оставив лавку в распоряжение приказчиков, поспешил уйти из города.

Вот осталась позади городская стена, вот поднялись вокруг поросшие лесом горы. Али-Баба словно боролся сам с собой. Ему безумно хотелось проникнуть в тайну пещеры, но он опасался, что это окажется не так просто. «О Аллах, — думал он, — но ведь в горах может встретиться и более страшное существо, чем горный дьявол…» Честно говоря, Али немного трусил.

И как ни опасался неведомых тайн Али-Баба, но все же шел прочь от города. Вот уже под ногами знакомая тропинка. Она по-прежнему поднималась вверх, вот вошла в рощу олеандров, вот подъем стал чуть менее крутым. И вот наконец показалась впереди та темно-серая, ни на что не похожая скала.

Не стоит говорить, что Али-Баба не шел по тропинке, а крался, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. А потому неудивительно, что легкие шаги, раздавшиеся позади, едва не стоили жизни Али-Бабе. О, когда впервые юноша попал сюда, он был и куда смелее, и куда глупее. А теперь, раз уж появилась возможность стать если не счастливым, то хотя бы богатым, следовало опасаться каждого кустика — а вдруг за ним таится кто-то, кто тоже мечтает завладеть бесчисленными сокровищами пропавших братьев и коварной Фатимы…

Некто, в отличие от Али-Бабы, поднимался по тропинке уверенно, так, словно шел здесь уже не в первый раз. И опять юноша притаился в кустах, и опять увидел, что легкая женская фигурка, словно играючи, преодолела крутой склон и выбралась на ровную площадку у серой скалы.

Наконец зазвучал и голос незнакомки. И тут Али-Баба замер. Ибо еще никогда не слышал такого нежного и сладкого голоса. Быть может, с ним сыграло злую шутку расставание с коварной возлюбленной. А быть может, душа его освободилась от оков губительной страсти и теперь готова была полюбить вновь.

Но как бы то ни было, голос незнакомки поразил Али-Бабу.

— Так, вот та самая скала… Ага, а вот это они назвали знаком девы-охранительницы.

Таинственная женщина, с головы до ног укутанная в покрывало из темно-синего шелка, говорила в полный голос. Она называла приметы, ведомые каким-то Джамиле и Суфие, должно быть, проверяя не столько их, сколько свою память. Поэтому Али-Баба смог, не прилагая никаких стараний, узнать о знаке у подножия скалы, об олеандровой роще, которая, как оказалось, лежит точно на полпути к пещере, и даже о башмачнике, который расхваливал новые башмачки вовсе не зря. И наконец прозвучали слова, которые Али-Баба вслед за Маруфом, болтливым мудрецом, назвал ключом к сокровищу.