Пещерный лев (Сборник)
Шрифт:
И он заснул, как убитый.
Когда он проснулся, солнце склонилось к закату. Розовые облака нежно обволакивали пожелтевший диск солнца, напоминавший громадный цветок кувшинки.
Нао чувствовал себя разбитым — конечности его мучительно ныли, озноб трепал исстрадавшееся тело. Но шум в ушах почти прошел, и рана начала затягиваться.
Он поднялся на ноги, бросил взгляд на плетенку с огнем и спросил у Нама:
— Кзаммы не возвращались?
— Они не уходили… Вот они стерегут нас на берегу реки, напротив островка.
— Пусть стерегут, — ответил сын Леопарда. — У них нет огня, чтобы согреваться во время долгой
Нам послушно улегся на охапку сухих листьев, а Нао подошел к Гаву, метавшемуся в бреду. Голова сына Сайги горела, дыхание со свистом вырывалось изо рта, но рана больше не кровоточила, и Нао понял, что опасность не угрожает жизни его молодого товарища.
Уламру страстно хотелось развести большой костер, но он понимал, что это может не понравиться мамонтам. Между тем он не знал еще, позволит ли им вожак провести ночь под защитой стада.
Нао стал искать глазами вожака. По обыкновению тот стоял поодаль, чтобы лучше видеть окрестность и следить за стадом. Он объедал побеги молодых деревьев, чуть-чуть выступавшие на поверхность земли.
Сын Леопарда снова нарвал съедобных корней и травы, присоединил к этому болотные бобы и, держа на вытянутых руках свой подарок, направился к большому мамонту.
Животное перестало глодать побеги и, помахивая хоботом, сделало несколько шагов навстречу человеку. Увидев в руках Нао вкусное приношение, мамонт удовлетворенно заворчал. Он начинал чувствовать привязанность к этому странному двуногому существу.
Уламр протянул ему свой подарок и сказал:
— Вождь мамонтов! Кзаммы стерегут уламров на берегу реки. Мы не боимся кзаммов, но нас только трое, а кзаммов больше, чем у всех нас пальцев на руках и ногах. Они убьют уламров, если те уйдут от мамонтов.
Мамонт не был голоден, так как пастбище изобиловало сочной травой. Однако он съел принесенные уламром побеги и бобы. Затем он не спеша оглядел окрестности, несколько мгновений смотрел на заходящее солнце и обнял хоботом тело человека.
Нао понял, что союз с мамонтом стал еще более прочным и что сам он, Гав и Нам могут оставаться под защитой стада мамонтов до полного выздоровления…
Следующие трое суток Нао, Гав и Нам провели с мамонтами. Мстительные кзаммы по-прежнему прятались в зарослях на берегу Большой реки. Они надеялись застигнуть врасплох и расправиться с ненавистными уламрами, которые украли у них огонь и убили несколько соплеменников.
Уламры не боялись людоедов, так как союз с мамонтами крепнул изо дня в день. Нао быстро оправлялся от ран: шум в голове больше не мучил его, неглубокая рана на плече затягивалась, жар прошел. Гав также выздоравливал.
Часто трое уламров, взобравшись на вершину кургана, издевались над своими врагами.
Нао закричал им:
— Зачем кзаммы бродят вокруг пастбища мамонтов? Топоры и палицы кзаммов бессильны перед топором и палицей Нао! Если людоеды не уберутся к своему племени, уламры заманят их в ловушку и перебьют всех до последнего!
Нам и Гав издавали воинственные крики и потрясали копьями. Но кзаммы не обращали никакого внимания на насмешки и продолжали бродить по саванне среди камышей и кустарников. В роще смоковниц, среди тополей, ясеней и кленов уламры вдруг замечали косматую грудь или густую гриву притаившегося кзамма, который подстерегал
Нао подолгу думал о том, как избавиться от опасного соседства. Трижды в день он приносил вожаку мамонтов стебли растений, сладкие корни и болотные бобы. Он часто и подолгу просиживал возле мамонта, стараясь понять его язык или научить его понимать человеческий.
Казалось, мамонт с удовольствием слушает человеческую речь. В такие моменты Нао думал:
«Мамонт понимает Нао… Но Нао еще не понимает речи мамонта…»
Принося мамонту корм, уламр кричал: «Вот! Нао принес мамонту пищу!» Мамонт привык к этому крику и шел навстречу к Нао, как только слышал его голос. Он разыскивал уламра даже тогда, когда тот нарочно прятался в кустарнике или за деревьями, и брал из рук человека вкусные корни и свежие, влажные стебли.
Мало-помалу человек и мамонт настолько привыкли друг к другу, что стали звать один другого без всякого повода. Мамонт призывал Нао тихим ворчанием, Нао мамонта — негромким однозвучным окликом. Они любили бывать вместе. Человек садился на землю, и мамонт бродил вокруг него, а иногда осторожно обхватывал его хоботом и поднимал над землей.
Нао приказал своим спутникам приносить дань двум другим мамонтам, и те так же привыкли к молодым уламрам, как их вожак к Нао. Затем Нао показал Наму и Гаву, как нужно приучать животных к своему голосу, и на пятый день еще два мамонта стали приходить на зов людей.
Однажды вечером, перед наступлением сумерек, Нао собрал большую кучу хвороста и осмелился поджечь ее. Воздух был сухой и холодный, ветерок едва колыхал листву на деревьях. Огонь быстро занялся, и скоро густой дым сменился ярким, сильным пламенем.
Мамонты сбежались со всех сторон к костру. Видно было, как тревожно шевелятся их длинные хоботы и испуганно сверкают маленькие глазки. Они были знакомы с огнем, встречались с ним в саванне и в лесу во время пожаров, вызванных ударом молнии. Они помнили, как однажды им пришлось удирать от лесного пожара. Огонь яростно трещал и гнался за ними по пятам; его жаркое дыхание опаляло им кожу, его зубы кусали их, причиняя нестерпимую боль. Самые старые вспомнили мамонтов, попавших в пасть к огню и уже никогда более не возвращавшихся в стадо. И все они со страхом глядели на пламя, вокруг которого сидели маленькие двуногие существа. Но вожак мамонтов, стоя в девяти шагах от костра, с любопытством глядел на него. А так как поведение вожака в течение долгих лет было образцом поведения для всего стада, остальные мамонты вскоре также успокоились и без страха стали глядеть на неподвижный огонь двуногих существ, не похожий на страшный движущийся огонь лесов и равнин.
Таким образом Нао добился права разводить костер. И в этот вечер, впервые за долгое время, уламры насладились жареным мясом и грибами.
На шестой день осады упорство кзаммов стало не на шутку волновать Нао. За эти дни он вполне оправился от ран, и бездействие томило его. Уламра тянуло на север, к родным местам, к племени.
Заметив как-то притаившихся среди платанов косматых людоедов, он сердито крикнул им:
— Кзаммам все равно не съесть уламров! Затем он сказал своим спутникам: