Песец всегда прав
Шрифт:
Пока возвращались домой, я проверил Метки императора и Живетьевой. Странно, но пока никто из них о потерях не догадывался. И если в Метке Живетьевой иногда проскальзывала злость, то Метка императора светилась полным довольством, чего я у него раньше не наблюдал. Создавалось впечатление, что он ни с кем не ругается и наконец-то получает от жизни удовольствие. Похоже, раньше его нужно было отключить от реликвии, а Шелагину стоит сказать, чтобы убрал со своей все украшения.
В аэропорт мы приехали вовремя, даже раньше Шелагиных, поэтому я мог наблюдать, как они подъехали и выходили из автомобиля вместе с Николаем.
Как только он меня заметил, Метка полыхнула ненавистью и, к удивлению, каким-то довольством, сам же Николай приветливо улыбнулся и сказал:
— Илья, мне очень жаль, что в результате недоразумения ты считаешь меня врагом.
— Можешь не стараться, я чувствую, как ты ко мне относишься, — отрезал я.
— А как бы ты относился к человеку, который может забрать принадлежавшее тебе по праву?
— По праву чего?
Я не собирался вступать с ним в полемику, но почему-то не смог удержаться.
— По праву рождения, разумеется, — невозмутимо ответил он. — Если бы ты не появился, княжество перешло бы ко мне.
— Реликвия тебя не признала бы. Ты не Шелагин.
— В отличие от тебя я как раз Шелагин, — не без удовольствия заметил он.
— Реликвии наплевать на фамилию, она реагирует на кровь.
Кажется, он еще хотел что-то добавить, но заткнулся, сообразив, что может случайно выдать планы Живетьевой по перенастройке реликвии, о которых точно знал. И которые пока еще нигде не прозвучали, кроме как в частных разговорах.
— Мне он тоже пытался внушить, что всегда любил меня как родного отца, — проворчал Шелагин-старший. — И я бы ему поверил, если бы не слышал его признание под зельем.
— Ты уверен, что зелье заставило меня транслировать мои мысли, а не чужие? — повернулся к нему Николай. — Под зельем внушить можно много чего. О том, что ты не мой отец, я узнал не так давно, почему я должен тебя ненавидеть?
Он выглядел таким убедительным, что и я бы поверил, не передавай мне Метка его эмоций в точности. Вот и Шелагины засомневались, правда говорить ничего не стали, но по их лицам было заметно, что Николаю удалось поколебать их уверенность. Говорить он больше ничего не стал, отвернулся от нас и тяжело вздохнул.
Так же тихо сидел он и в самолете. Шелагины бросали на него виноватые взгляды: все же семнадцать лет они считали его близким человеком и одно короткое признание под зельем не могло резко оборвать это отношение. Поэтому и разместили его в княжеском салоне, а не вместе с охраной. Прислуги для замка была отправлена обычным рейсом и должна будет ожидать нас уже на месте.
Честно говоря, мне было спокойней от осознания доступности Николая в самолете: было нечто в его метке, вызывающее подозрение, что что-то с полетом пойдет не так. Но вот что именно? Вряд ли он решит угробиться вместе с нами. Если бы Шелагины официально объявили, в чем причина такого отношения к Николаю, всем было бы проще, но они решили держать лицо до последнего, а значит, у него оставалась надежда, что все вернется и он опять будет считаться наследником княжества.
Пока избавление от него представлялось как переход потенциально сильного мага в клан, сопоставимый по силе с Шелагиными:
В самолете Николай демонстративно уставился в окно, еще более усиливая чувство вины Шелагиных. Правда, ни один, ни второй больше говорить с почти бывшим членом семьи не стали, но чувствовали перед ним неудобство. Мне казалось, что еще немного — и Николай дожал бы их на какие-нибудь преференции.
Но этого в его планах не было. Примерно на середине пути, когда все старательно притворялись спящими, Николай засуетился и отправился в туалет. Не думая о том, как может выглядеть мое поведение со стороны, я скастовал оглушение, как только его метка зажглась радостным предвкушением. После чего точечным заклинанием выбил замок на двери в туалет.
Николай успел открыть Пространственный карман и извлечь оттуда бомбу, аналогичную той, что пошла на взрыв усадьбы Живетьевой. При этом пространственный карман остался открытым и был он совсем не пустым.
«Какой замечательный телепортационный артефакт. А эти артефакты — точно шелагинские, им вернуть надо».
Не беспокоясь о целостности Николая, я поволок его по полу в княжеский салон. Ко мне уже спешили оба Шелагина.
— Что случилось? — спросил старший.
— Николай хотел нас взорвать, — ответил я и показал пронесенную им бомбу. — Достал из пространственного кармана.
— Как-то странно, он мне суицидником не казался…
— Он и не планировал умирать — у него в заначке есть телепортационный артефакт. Точнее, был, потому что я его изымаю в свою пользу, а вот эти изымаю в вашу.
Я принялся опустошать пространственный карман Николая, выкладывая перед Шелагиным артефакты.
— Н-да… — бросил Шелагин-старший. — Ведь я почти засомневался в правильности полного разрыва отношений. А он нас не только обманул, но и ограбил.
— Встает вопрос, откуда у него бомба… — сказал Шелагин-младший.
— От Живетьевой. Нас такой же планировали взорвать. Тогда на моем участке в Дальграде.
— Я к тому, что он вряд ли постоянно носил ее с собой, — пояснил княжич.
— У меня зелья с собой. Можно допросить.
— Действуй, — согласился князь.
Прежде чем приводить допрашиваемого в себя, я включил запись на телефоне (на куртке она велась постоянно, но почему бы не сделать дублирующую?) и влил в Николая зелье.
Бомба и телепортационный артефакт оказались подарком от любящих бабушки и дедушки — тех, кто со стороны отца. Передал посылку один из слуг в княжеском доме. Причем не за деньги, а за идею, так как был уверен, что бедного мальчика несправедливо оговорили и лишили законного места в пользу непонятно откуда вылезшего бастарда старшего княжича. О том, что именно передается Николаю, слуга не знал, но это вряд ли его извиняло.