Пешие прогулки
Шрифт:
– Выводите разговор на меня, пока он не опьянел. Странно, что он сегодня так много пьёт.
Возможно, Азларханов ещё долго искал бы момент, чтобы перевести разговор в нужное для Шубарина русло, если бы Адыл Шарипович не спросил напрямик:
– Так кто же вам протянул руку помощи, Амирхан Даутович? Я ведь слышал, что у вас совсем плохи дела.
Азларханов приостановился и, считая, что вряд ли представится момент удобнее, объяснил:
– Да вот он, Артур Александрович, и протянул…
Шубарин, услышав последнюю фразу Амирхана Даутовича, шагнул поближе, надеясь,
– Этот гангстер? Акула? Впрочем, я вас понимаю: у вас не было другого выхода и других предложений. А вот кто поймёт когда-нибудь меня да и всех остальных, тоже не избежавших его сетей? Тех, кто попал в капканы ему подобных или ваших Бекходжаевых – много их нынче развелось у нас в крае, да и по стране тоже… Значит, говорите, Шубарин вам помог? – переспросил Адыл Шарипович, и Амирхан Даутович понял, что Хаитов вовсе не пьян.
– Да, он. Вот познакомьтесь, Адыл Шарипович. Наши дороги с ним теперь сошлись.
Артур Александрович подошёл с достоинством, протянул руку, словно и не слышал последних слов Хаитова. И негромко, веско:
– Я думаю, Адыл Шарипович, ваш старый друг на нас не в претензии, я уверен, что в местной промышленности у него большие перспективы. Может быть, мы с вами ещё увидим его министром нашей отрасли. Впрочем, если надумаете уйти в отставку, знайте, что и для вас у нас всегда найдётся интересная работа.
– Ловко покупает, стервец! – мрачно рассмеялся Хаитов. – Всех купил, все у него пляшут, как Санобар, только пошибче – Шубарин ведь любит темп. Спрут, настоящий спрут, далеко щупальца запустил. Я ведь знаю, чего он хочет, – просить за Ахрарова. Пока просить, а если откажут, будет угрожать и принимать меры. Так ведь, Шубарин? Небось и материала на меня собрал предостаточно? – Прокурор ронял слова размеренно, не сбиваясь с шага, и даже как-то бесстрастно, но Азларханов чувствовал его внутреннее напряжение.
– Не совсем так, Адыл Шарипович, – возразил Шубарин. – Вы человек эмоциональный и сгущаете краски. Гангстер… Акула… Спрут… Несерьёзно все это. А просить я действительно хотел за Ахрарова, и если вы уделите мне завтра полчаса, то получите информацию из первых рук, и уверен, у вас будет иное мнение и обо мне, и о моих коллегах, в числе которых пребывает и уважаемый нами Амирхан Даутович.
Хаитов показал на скамейку под орешиной и сказал вяло:
– Давайте присядем, я сегодня устал. А что касается аудиенции, приезжайте завтра к концу дня – ваши покровители и опекуны, а точнее прихлебатели, обложили меня со всех сторон, считайте, что вы меня дожали.
Но посидеть спокойно у орешины им не удалось: прокурора разыскал дежурный по прокуратуре и сказал, что он должен немедленно связаться по телефону с Ташкентом. Хаитов приобнял на прощание Амирхана Даутовича, напомнил Шубарину о завтрашней встрече и быстро удалился.
Артур Александрович, откинувшись на покрытую яркой курпачой спинку скамьи, после ухода Хаитова о чем-то размышлял и на время забыл о существовании прокурора. Очнувшись, он заметил,
А думы бывшего прокурора были действительно невесёлыми: он чувствовал себя подсадной уткой, к которой приваживали дичь, муторно на душе. Шубарин, словно читая его мысли, вдруг сказал бодро, как человек, снявший с себя груз давних неразрешимых проблем:
– Что за печаль, прокурор? Выше голову – это только начало, и ради Бога не думайте, что вы провоцируете своего друга на сомнительное дело. Свой путь он выбрал давно, ещё три года назад – оттого и такой театральный монолог перед вами. Вечная проблема: выбор между долгом, совестью и такой малостью, как деньги, комфорт, блага жизни. На обратном пути, в машине, напомните, я расскажу, чего я от него хочу. А теперь, когда мы свою миссию выполнили, и я считаю – выполнили отлично, может, и погуляем на свадьбе от души? – И он поднялся со скамьи.
Возбуждённые гости все ещё теснились возле площадки, где танцевала Санобар. Гремела музыка, ухали не в такт карнаи, взвизгивали от восторга подвыпившие мужчины, раз или два Амирхан Даутович расслышал смех Файзиева.
Наверное, Санобар танцевала прекрасно, потому что вокруг буквально стонали от восторга, и она не успевала в танце выхватывать из тянувшихся к ней рук деньги. Конечно, она не заставляла долго тянуться тех, у кого в руках была сиреневая или зелёная купюра – возле таких она проделывала какие-то особые па, от которых взвизгивала в экстазе публика. Пройдя круг, она сбрасывала к ногам музыкантов мятые бумажки, и вся эта чётко контролируемая Санобар бухгалтерия никак не мешала её танцу, стремительному, азартному, успевала она и одарить улыбкой кого надо, и возле кого-то покачать бёдрами.
Разглядели они и Икрама Махмудовича – он был так возбуждён, словно сам участвовал в танце. За эти минуты Санобар дважды одарила его улыбкой и исполнила возле него своё коронное па. В руках он держал банковскую упаковку пятидесятирублевок, заметно отощавшую. От внимательного взгляда Артура Александровича не ускользнули мрачные лица других танцовщиц, которым предстояло выступать позже, и недовольные лица певцов, которых Шубарин знал лично, потому что все они были приятелями Плейбоя. Наверное, Санобар нарушала конвенцию, танцевала сверх лимита времени, вычищая кошельки до дна.
Артур Александрович попытался подать какой-то знак Икраму Махмудовичу, но тот, словно заворожённый, не мог оторвать взгляда от Санобар.
– Файзиев сегодня для нас потерянный человек, – сказал Шубарин с улыбкой и вдруг неожиданно предложил: – Поедемте-ка, дорогой Амирхан Даутович, домой. Эти развлечения не про нас, да и дело своё, ради которого мы приехали, уже сделали.
Азларханов чуть замешкался с ответом, надеясь, а вдруг подъедут Бекходжаевы, потому что гости продолжали прибывать, и стояли кое-где рядами накрытые столы, дожидаясь запоздалых и дальних гостей, – знал он, что восточные свадьбы длятся до утра.