Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца

Кей Гай Гэвриел

— Только последние несколько ночей, девочка. Это другое.

— Почему? Потому что я должна весь день распевать песни?

Берн рассмеялся.

— Все пришли бы в ужас, если бы ты это делала.

Она не улыбнулась. Улыбки, приходилось ей пригнать, получались теперь вымученными, а так как было темно, она не считала нужным себя принуждать.

— Так почему ты не спишь? — спросила она.

— Это другое, — повторил он.

Возможно, он выходит на свидание с одной из девушек, но Рианнон в это не верила. Во-первых, он явно знал, что она

ходит по двору ночью, кажется, все это знали. Ей не нравилось, что за ней следят.

— Слишком простой ответ, — сказала она.

На этот раз молчание длилось долго, и ей стало не по себе. Она посмотрела на отца: массивная фигура, теперь больше жира, чем мускулов, волосы серебрятся сединой — те, что остались. С этого склона над ними была выпущена стрела, которая должна была убить его в ту ночь. Интересно, не поэтому ли он все время смотрит вверх, на кусты и деревья на этом холме.

— Ты что-нибудь видишь? — внезапно спросил он. Она заморгала.

— Что ты имеешь в виду?

— Там, наверху. Видишь что-нибудь?

Рианнон вгляделась. Полночная темнота.

— Деревья. Что? Ты думаешь, кто-то шпионит за… — Ей не удалось скрыть страх в голосе.

Ее отец быстро перебил:

— Нет-нет. Не это. Ничего такого.

— Тогда что?

Он снова молчал. Рианнон пристально посмотрела наверх. Ничего не увидела. Очертания стволов и веток, кусты, над ними звезды.

— Там огонек, — сказал Брин. И вздохнул. — Я вижу этот проклятый Джадом огонек уже три ночи. — Он вытянул в ту сторону руку. Она почти не дрожала.

Теперь Рианнон охватил страх другого рода, так как она совсем ничего не видела. Соловей продолжал петь. Она покачала головой.

— Что… какой огонек?

— Он меняется. Сейчас он там. — Он указывал туда рукой. — Голубой.

Рианнон сглотнула.

— И ты думаешь…

— Я ничего не думаю, — быстро ответил он. — Я просто его вижу. Третью ночь.

— Ты говорил об этом…

— Кому? Твоей матери? Священнику? — Он сердился. Она понимала, что не на нее.

Рианнон уставилась в пустоту и темноту. Прочистила горло.

— Ты знаешь, что говорят люди? Об этом… о нашей роще там, наверху.

— Я знаю, что они говорят, — ответил отец. Только это. Никаких ругательств. Именно это ее испугало. Рианнон смотрела на склон холма, и там ничего не было. Для нее.

Она увидела, как большие, умелые руки отца стиснули верхнюю жердь ограды и повернули, словно хотели выломать и сделать из нее оружие. Против чего? Он повернул голову в другую сторону и сплюнул в темноту. Потом откинул щеколду на калитке.

— Не могу больше терпеть, — сказал он. — Каждую ночь. Останься и наблюдай за мной. Можешь молиться, если хочешь. Если я не спущусь обратно, скажи Шону и матери.

— Что им сказать?

Отец посмотрел на нее, пожал плечами привычным жестом.

— То, что сочтешь нужным.

Что ей делать? Запретить ему? Он распахнул калитку, вышел, закрыл ее за собой. Рианнон смотрела, как отец начал подниматься на холм. Она потеряла его из

виду на полпути вверх по склону. Он в ночной сорочке, думала она. Без оружия. Без железа. Она знала, что это должно иметь значение… если это то, о чем они так старательно избегали говорить.

Она вдруг подумала о том, хоть эта мысль не была неожиданной, так как с ней это происходило каждую ночь, где сейчас Алун аб Оуин и продолжает ли он ее ненавидеть.

Она долго стояла у калитки, глядя вверх, и действительно молилась, как молятся Неспящие в темноте, просила сохранить жизнь отцу и всем, кто спал в доме, и о душах всех ушедших от них.

Она все еще стояла там, когда Брин снова спустился вниз.

Что-то изменилось. Рианнон это увидела даже в темноте. Ей стало страшно раньше, чем он заговорил.

— Пойдем, девочка, — произнес ее отец, снова входя в ворота и шагая мимо нее к дому.

— Что? — крикнула она и пошла следом. — Что это такое?

— Нам предстоит много дел, — сказал Брин ап Хиул, который когда-то убил Сигура Вольгансона. — Мы потеряли три дня из-за того, что я поднялся на холм только сегодня. Возможно, они вернутся.

Она так и не спросила, кто — они? Или откуда он узнал. Но при этих словах она почувствовала, как ее тело сводит судорога, сотрясают спазмы один за другим. Она остановилась, обхватив себя обеими руками за талию, согнулась пополам, и ее стошнило всем, что было у нее в желудке. Дрожа, она вытерла рот и заставила себя выпрямиться. Потом вошла в дом вслед за отцом. Его голос разносился по дому, подобно реву зверя, вышедшего из леса, он трубил тревогу, поднимал всех спящих. Всех, но их было недостаточно. Слишком многие из его людей находились на севере и на востоке. На расстоянии нескольких дней пути. Входя в дом, Рианнон думала об этом. Потом пришла еще одна мысль: быстрая, слава богу, так как ей понадобилась всего доля секунды, чтобы осознать ее.

— Рианнон! — позвал отец, оборачиваясь к ней. — Прикажи конюхам оседлать ваших коней. Вы с матерью…

— Должны поехать и предупредить работников. Я знаю. Затем начнем готовиться лечить раненых. Что еще?

Она смотрела на него так спокойно, как только могла, что было непросто. Ее только что стошнило, сердце колотилось, кожу холодил пот.

— Нет, — возразил он. — Не так. Вы с матерью…

— Поедем предупредить людей, потом начнем готовиться здесь. Как сказала Рианнон.

Брин обернулся и встретил спокойный взгляд жены. За ее спиной стоял человек с факелом.

Энид надела голубой ночной халат. Распущенные волосы доходили почти до талии. Никто никогда не видел ее такой. Рианнон при виде того, как смотрели друг на друга родители, смутила интимность этого их взгляда. Коридор был полон людей и света. Она почувствовала, что краснеет, словно ее поймали за чтением или подслушиванием слов, предназначенных для другого человека. Даже в такой момент она задала себе вопрос, доведется ли ей когда-нибудь обменяться таким взглядом с кем-нибудь раньше, чем она умрет.