Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца

Кей Гай Гэвриел

Они все еще странно смотрели на нее, словно она была важной персоной. Эрлинги совершили казнь кровавого орла над девушкой по имени Элин после боя в Бринфелле. Миган хотела было опять закричать, вспомнив об этом, но кричать не было никакого смыла. Никого рядом нет, дома фермы стоят слишком далеко, а овцы ей не помогут.

— Дитя, — произнес один из них. — Дитя, мы не причиним тебе зла. Ни за что на божьем свете.

Он говорил на языке сингаэлей.

Миган перевела дух. Кадирский акцент. Они воруют коров и свиней, высмеивают Арберт в своих песнях, но не убивают

сельских девушек. Мужчина соскочил с коня, остановился перед ней. Некрупный, но молодой, даже красивый. Миган, брат которой сказал, что она попадет в беду, если не поостережется, решила, что ей не нравится, что он назвал ее «дитя». Ей ведь уже четырнадцать. В четырнадцать лет можно самой родить ребенка. Именно это имел в виду ее брат, конечно. Его здесь нет. Никого нет.

Кадирец спросил:

— Как далеко мы от Бринфелла? Мы должны быстро попасть туда. Надвигается беда.

Чувствуя себя очень осведомленной и не так смущаясь, как ей, возможно, следовало, Миган ответила:

— Мы все об этом знаем. Эрлинги. Всадники прискакали из Бринфелла и увели всех наших мужчин с собой.

Трое мужчин переглянулись.

— Как далеко? — Это спросил эрлинг, по-сингаэльски. Она с сомнением посмотрела на того, кто стоял рядом со своим конем.

— Это друг, — сказал он. — Мы должны попасть туда. Как далеко?

Она задумалась. У них кони.

— Вы можете быть там до темноты, — сказала она. — Через топь, а потом вниз, и забирайте круче на запад.

— Покажи нам тропу, — сказал эрлинг.

— Кафал знает дорогу, — тихо сказал сингаэль. Третий так и не заговорил с тех пор, как его голос заставил ее вскрикнуть. Глаза его были закрыты. Миган поняла, что он молится.

— Вы и правда выехали из леса?

Она должна была спросить. Во всем этом скрывалось какое-то чудо. Оно… делало мир другим. Бевин и другие не поверят ей, когда она им расскажет.

Стоящий перед ней мужчина кивнул.

— Как давно ушли ваши мужчины?

— Вчера утром, — ответила она. — Вы могли бы их догнать, на конях.

Тот, который, казалось, молился, открыл глаза. Стоящий на земле снова вскочил в седло, дернул поводья. Они удалились, не сказав больше ни слова, все трое и пес, не оглядываясь в ее сторону.

Миган смотрела им вслед, пока они не пропали из виду. После она не знала, чем себя занять. Она не привыкла оставаться одна, вчерашний день был первым за всю ее жизнь. Солнце встало, словно заявляя, что это просто еще один день. Миган чувствовала себя как на иголках, странно. В конце концов она вернулась в хижину и развела огонь. Сварила и съела свой утренний суп из овощей, а потом легла спать. Все утро, весь день она видела их мысленным взором, этих трех всадников, слышала то, что они сказали. Это уже начинало походить на сон, что ей не понравилось. Она чувствовала, что ей необходимо… укоренить это в себе, как дерево, сделать реальным.

Миган мер Гоуэр рассказывала эту историю всю жизнь, кроме той части, как она присела в кустах. Учитывая то, что произошло потом, кем оказались эти трое мужчин, даже Бевин вынужден был ей поверить, а это было очень приятно.

Полвека

спустя именно Гвейт, ее внук — который всю жизнь слушал историю бабушки, — пошел на юг, с шапкой в руке, в святилище Инанта, после того как пожар уничтожил половину домов в деревне, и поговорил с тамошними священниками, прося у них благословения на то, что он задумал сделать. Такие вещи не делают без благословения.

Он получил даже больше, чем просил. Пятнадцать священников из Инанта в желтых одеждах, по большей части крайне неумелые, вернулись пешком вместе с ним в деревню.

На следующее утро они прочли утреннюю молитву, а затем, на глазах у всех собравшихся жителей деревни, которые смотрели со страхом и изумлением, клирики начали помогать — в каком-то смысле — Гвейту, который принялся рубить первые деревья на опушке леса призраков. Некоторые другие молодые мужчины присоединились к ним. От них было больше пользы.

Гвейт не умер, и никто не умер. Никого не разбил паралич, никто не заболел водянкой или лихорадкой в последующие дни. И священники тоже, хотя многие из них и жаловались на волдыри на ладонях и боль в мышцах.

Люди начали вырубать лес.

Примерно в то же время, как водится в таких делах, когда идея, мысль, приходит в мир во многих местах одновременно, в тот же лес на земле англсинов пришли люди, которым срочно понадобились деревья. Они рубили деревья к западу от Эсферта и дальше к югу за Ретерли, ближе к тому месту, где молодой король приказал построить новую верфь и крепость. Растущее королевство нуждалось в строительном лесе, этого невозможно было избежать. Бывают такие моменты, видит Джад, когда нельзя позволять бабушкиным сказкам мешать делать то, что необходимо сделать.

По эту сторону леса никто из первых дровосеков тоже не умер, кроме тех, кто пострадал от обычных несчастных случаев, которые происходят из-за острых топоров, падающих деревьев и небрежности. Это началось, это продолжалось. Мир не остается прежним никогда.

Много лет спустя, очень много лет спустя, один угольщик из англсинов на том месте, которое стало юго-восточной опушкой значительно сжавшегося леса, нашел нечто любопытное. Это был молот — боевой молот эрлинга, — лежащий на траве у маленького озера.

Странным было то, что головка молота, явно древняя, блестела, как только выкованная, ее не тронула ржавчина, а дерево рукояти осталось гладким. Когда угольщик поднял его, он готов был поклясться, что услышал звук, нечто среднее между музыкальной нотой и плачем.

Глава 15

Кендра запомнит дни во время и перед ярмаркой в тот год как самые сумбурные в своей жизни. До краев наполненные радостью и страхом.

Войска прибыли домой два дня назад, въехав с триумфом в широко распахнутые ворота Эсферта под приветственные крики и звуки музыки. В городе было полно купцов. Элдред не мог бы выбрать лучшего времени для такой победы над эрлингами. Множество врагов убито, остальных прогнали, англсины не понесли никаких потерь.