Песнь кецаля
Шрифт:
Она вспомнила читанные в нескольких источниках легенды, согласно которым боги древней Мексики были вооружены таинственными «огненными змеями» ксиукоатль, которые могли испускать лучи, способные пронзать и расчленять человеческие тела. Может быть, эти гиганты как раз и сжимают в своих руках такие «ксиукоатли»?
Снова неприятное ощущение от чужого взгляда. И опять поблизости никого подозрительного.
Молодые люди прошли мимо поросшего кактусами кургана высотой около тридцати футов и оказались у прямоугольной древней арены
– Тлачтли, – сказала Элизабет. – Так назывались эти соревнования, где две команды, а иногда и просто два игрока, боролись за обладание тяжелым каучуковым мячом. Его нужно было послать вон в те кольца, расположенные перпендикулярно стене. Причем, касаться мяча можно было только плечами, локтями, коленями. И ни в коем случае не кистями рук и ступнями ног. Проигравшим отрубали головы.
– Фу! – возмутилась немочка. – Дикость какая!
– Полагаю, что именно здесь и произошел тот роковой матч, который стал причиной падения Толлана.
– Что за матч? – заинтересовалось любознательное чадо.
– Произошло это накануне или вскоре после исчезновения Кецалькоатля…
Уэмак – друг Кецалькоатля и вице-король Толлана как-то раз вызвал на ритуальную игру тлачтли бога дождя Тлалока. Тот выставил на поле своих отпрысков Тлалоков. Они проиграли толланцам, и Тлалок предложил в качестве приза кукурузные початки. Но Уэмак с гневом отверг их и потребовал традиционных драгоценностей: нефрита и перьев птицы кецаль. Тлалок дал ему просимое, предупредив Уэмака, что листья маиса – самые драгоценные перья, а початки ценнее нефрита.
В результате кладовые Толлана были наполнены мертвыми драгоценностями, но маис расти перестал, и пришло время страшного голода. Уэмак раскаялся, даже сложил с себя титул и удалился в изгнание, но было поздно. Ослабленный город стал легкой добычей орды захватчиков.
– Вот так! – закончила рассказ мисс МакДугал.
– И куда потом делся этот твой Уэмак – дурак? – серые глазки девушки налились слезами. Как видно, ей было жаль несчастных толланцев, которым достался столь упрямый и недальновидный вождь.
– История выражается об этом туманно. Как и в случае с Кецалькоатлем. Вроде бы, Уэмак повесился в каком-то гроте, став богом самоубийц и ночных призраков. Или, пройдя этот грот насквозь, наткнулся на некую подземную страну, где и обосновался со своими друзьями и соратниками. Среди которых особо выделялся его юный любимец – желтоволосый Цонкоцтли – верный сторожевой пес Уэмака.
– Пес? – удивилась Труди.
– Это я так выразилась. Образно. Хотя легенда сообщает, что златокудрый Цонкоцтли умел перевоплощаться в разных зверей. Излюбленными его личинами были собака и кецаль.
– Нам осталось осмотреть еще один любопытный объект, – напомнил Хоакин, – и нужно отправляться домой. Сеньор Васкес особо просил вернуться до наступления ночи.
Бетси не стала спрашивать, почему. Догадывалась, что все равно не получила бы ответа. Секреты сеньора
«Любопытным объектом» был чакмооль, находившийся посредине центральной площади. Это изображение полулежащей человеческой фигуры, держащей на животе что-то вроде большого блюда.
Такие изваяния обнаружены во многих районах Мексики. Существуют версии, что чакмооли изображают неких «божественных посланцев»; согласно другим, они – боги дождя; некоторые видят в чакмоолях простых стражей храмов.
Чакмооль полулежал, полусидел в странно напряженной и выжидательной позе. Согнутые колени торчали вверх, толстые икры были прижаты к бедрам, пятки – к ягодицам, локти упирались в землю, а руки, сложенные на животе, вцепились в пустое блюдо. Его спина, казалось, находилась в неустойчивом положении, словно чакмооль хотел встать, распрямиться. Если бы ему это удалось, то рост его мог составить около семи футов. Даже откинувшись назад, он напоминал сжатую пружину, заряженную свирепой и безжалостной энергией. Квадратное лицо с глубокими, расположенными близко друг к другу глазами и плотно сжатыми тонкими губами было обращено к Западу – местности, традиционно олицетворявшей тьму и смерть.
Элизабет представила, как бы смотрелось на этом блюде, которое сжимает чакмооль, золотое сердце, лежащее сейчас в сейфе Васкеса. Оно как будто бы специально предназначалось для этой статуи, служа последним штрихом всей жуткой композиции.
И еще этот взгляд. Холодный, пронизывающий насквозь. Не он ли беспокоил Бетси все это время? Но так не может, не должен смотреть каменный истукан.
– Леди, – раздался за спиной тихий вкрадчивый голос. – Я от мистера Джентри.
Девушка стремительно обернулась.
Глаза. Мертвые, обжигающие холодом. Глаза мистера Джентри. И та же неживая, зеленушная бледность в лице.
– Что вы сказали? – переспросила она и поискала глазами своих спутников.
Те стояли метрах в десяти, занятые друг другом. Мило болтая и улыбаясь. И до других им не было ровно никакого дела.
– Я от мистера Саймона Джентри, – глухо повторил бледнолицый. – Он просил сказать, что сегодня ночью вы должны будете передать нам золотое сердце Уицилопочтли…
Глава одиннадцатая
Зиг хайль!
Нормально выспаться в ту ночь Адаму так и не удалось. Слишком велик был контраст по сравнению с великолепным номером отеля «Марко Поло». Гостиница в Сан-Мартин-де-лас-Пирамидас, в которой они с Думкопфом остановились на ночлег, и название имела соответствующее: «Последний приют Монтесумы». Оно как нельзя лучше соответствовало сырым стенам и продавленным кроватям.
– Последний приют, – задумчиво произнёс Крюгер, куря у распахнутого настежь окна, – в смысле фамильный склеп, что ли?