Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
Под самой Стеной Призрак задел его руку, и ночь наполнилась запахами. За Джоном, хрустя снегом, шел кто-то, пахнущий летним днем.
Игритт!
Она стояла под сожженной башней лорда-командующего, окутанная мраком и памятью, и лунный свет играл в ее волосах, которых коснулся поцелуем огонь.
— Игритт, — позвал Джон с подступившим к горлу сердцем.
— Лорд Сноу? — Это была Мелисандра.
— Миледи… — отступил изумленный Джон. — Я принял вас за другую. — Ночью все кошки серы, но теперь он ясно видел, что мантия на этой женщине красная. Как он мог ошибиться? Мелисандра тоньше, выше и старше, хотя луна ее молодит. Из ноздрей идет пар, на белых
— На все воля Рглора. Ночь не тронет ту, чье сердце одето священным огнем.
— Я не про сердце говорю, а про руки.
— Только сердце что-нибудь значит. Не отчаивайтесь, лорд Сноу: отчаянием пользуется враг, чье имя нельзя произносить вслух. Ваша сестра еще не потеряна.
— У меня нет сестры. — Слова как ножи. «Что знаешь ты о моем сердце, жрица? И о моей сестре?»
— Как зовут эту девочку… ту, кого у вас нет?
— Арья, — хрипло выговорил Джон. — Она мне сестра только наполовину.
— Я помню. Вашу сестру я видела в пламени. Она бежит от навязанного ей брака — бежит сюда, к вам. Девочка в сером на умирающей лошади. Этого не случилось пока, но случится. Можно погладить вашего волка?
— Лучше не надо.
— Он меня не тронет. Его Призраком зовут, да?.. Призрак, — проворковала жрица.
Зверь настороженно обошел ее по кругу, обнюхал протянутую ему руку, ткнулся в нее.
Джон дохнул паром.
— Он не всегда такой…
— Ласковый? Тепло влечет к теплу, Джон. — Ее глаза сияли во мраке, как красные звезды, а рубин на шее, третий глаз, был еще ярче. Глаза Призрака, поймав его свет, вспыхнули таким же огнем.
— Призрак, ко мне. — Волк смотрел на Джона, как на чужого. Что за притча…
Жрица, став на колени, почесала Призрака за ухом.
— Ваша Стена — странное место, но в ней есть сила. И в тебе тоже, и в твоем волке. Ты сопротивляешься ей, и в этом твоя ошибка. Прими ее. Пользуйся ею.
«Ну, я-то не волк», — подумал Джон и спросил:
— Как это сделать?
— Могу тебе показать. — Мелисандра обняла Призрака, и он лизнул ее в щеку. — Мудрый Владыка Света сотворил нас мужчинами и женщинами, двумя половинками великого целого. При их соединении возникает сила, порождающая жизнь, свет… и тени.
— Тени. — Когда Джон произнес это слово сам, оно показалось ему особенно темным.
— Тень падает от каждого человека, ходящего по земле, — иногда куцая, иногда большая и черная. Оглянитесь, лорд Сноу. Луна поцеловала вас и отпечатала на льду вашу тень двадцатифутовой вышины.
Джон посмотрел через плечо — тень была точно такой, как сказала жрица. Девочка в сером на умирающей лошади… едет сюда. Арья. Он чувствовал идущее от красной жрицы тепло, чувствовал ее силу. Мысль о том, что она способна на многое, посетила его внезапно и больше не отпускала, будто зубами вцепилась… Но ему совсем не хотелось становиться должником этой женщины, даже и ради Арьи.
— Далла, сестра Вель… жена Манса-Разбойника… сказала как-то, что колдовство похоже на меч без рукояти: просто так в руки его не возьмешь.
— Мудрая женщина. — Мелисандра встала, колыхнув красной тканью. — Но меч даже без рукояти остается мечом — его полезно иметь при себе, когда враги тебя окружают. Слушай меня, Джон Сноу: из девяти ворон, что ищут твоих врагов в белом лесу, трое уже мертвы. Они пока не умерли, но едут навстречу смерти. Ты хотел сделать их своими глазами, но они вернутся к тебе без глаз. Я видела в пламени их кровоточащие пустые глазницы. — Она откинула назад красные волосы, ее собственные глаза сверкнули
Давос
Даже в сумраке Волчьего Логова чувствовалось, что этим утром здесь что-то не так.
Разбуженный голосами Давос Сиворт подполз к двери камеры, но ничего не разобрал сквозь толстое дерево. Уже рассвело, а Гарт ему овсянку не нес. К чему бы это? В Волчьем Логове каждый день похож на другой, и перемены добра не сулят. Не сегодня ли Давосу предстоит умереть? Может, Гарт уже точит свою Леди Лу?
Луковый Рыцарь не забыл, что напоследок приказал Виман Мандерли. Отвести этого мерзавца в Волчье Логово и отрубить ему руки и голову, вот что. «Я, — дескать, — не съем ни куска, не увидев головы этого контрабандиста на пике — с луковицей, засунутой в лживый рот». Давос засыпал с этими словами каждую ночь и просыпался каждое утро — а если б память подвела, Гарт бы охотно ему напомнил. «Овсянка для мертвеца, — говорил тюремщик утром, а вечером распоряжался: — Задувай свечку, мертвец».
Однажды Гарт показал мертвецу своих девочек. «Сейчас Шлюшка не в лучшем виде, — объяснял он, лаская железный прут, — но ежели раскалить ее докрасна да приложить к твоему члену, ты мамку звать будешь. А это вот моя Леди Лу. Она заберет твою голову и руки, когда лорд Виман скажет».
Давос никогда еще не видел столь большого и острого топора. Гарт, по словам других тюремщиков, точил его сутками. Узник решил, что не будет просить о помиловании и умрет как рыцарь — попросит только, чтобы голову прежде рук отрубили. Авось, даже у Гарта достанет милосердия исполнить такую просьбу.
Встав, он начал мерить шагами камеру — на удивление просторную и удобную, надо сказать. Раньше тут какой-нибудь лордик почивал, не иначе. Она втрое больше его каюты на «Черной Бессе», больше даже помещения Салладора Саана на «Валирийке». Единственное окно, правда, давно кирпичом заложили, но в стене есть очаг, где котелок помещается, а в углу — настоящее отхожее место. Половицы неструганые, тюфяк плесенью пахнет, но это мелочи по сравнению с тем, чего можно ожидать от тюрьмы.
Взять хоть еду. Вместо жидкой кашицы, черствого хлеба и тухлого мяса Давос ест свежую рыбу, хлеб только что из печи, пряную баранину, репу, морковку и даже крабов. Недовольный этим Гарт не раз заявлял, что мертвец не должен есть лучше живых. Давос получил меховые одеяла, чтобы не мерзнуть ночью, и толстую сальную свечку. Ему меняют одежду и снабжают его дровами. Когда он попросил бумагу, перо и чернила, Терри их тут же принес. Попросил книгу, чтобы упражняться в чтении, и Терри доставил ему «Семиконечную Звезду».
Но тюрьма, несмотря на все поблажки, все же остается тюрьмой. Через толстые стены ничего не слыхать, дубовая, обитая железом дверь всегда заперта. С потолка свисают цепи, дожидаясь, когда лорд Мандерли соизволит поближе познакомить контрабандиста со Шлюшкой. Может, как раз сегодня. Гарт скоро войдет сюда, но не с овсянкой.
Живот уже подвело с голодухи. Хуже всего не смерть, а незнание, как и когда ты умрешь. Давос не впервые оказывался в тюрьме, но раньше с ним всегда сидели другие узники. Было с кем поговорить, поделиться страхами и надеждами — а тут он, не считая тюремщиков, вовсе один.