Песнь льда и огня. Книги 1-9
Шрифт:
Они отошли от Ступеней тремя горделивыми флотилиями, чтобы встретиться вновь у южной оконечности Кедрового острова. На месте встречи собралось сорок пять. Двадцать два виктарионовских подходили по три, по четыре, порой и поодиночке; четырнадцать привел Хромой Ральф; из флотилии Рыжего Ральфа Стонхауза пришли всего девять, а сам Ральф запропал. С добавлением девяти новых трофеев число составило пятьдесят четыре, но все трофеи были когги, рыбачьи лодки, купцы и перевозчики рабов, ни одного боевого. Плохая замена в бою пропавшим кораблям Железного Флота.
Последним, тремя днями
«Штормы, — пробурчал Хромой, явившись к Виктариону. — Три сильные бури, а между ними валирийские ветры: красные, пахнущие пеплом и серой, и черные, гнавшие нас к мертвому берегу. Этот поход с самого начала был проклят. Вороний Глаз боится тебя, милорд — зачем иначе было посылать нас в такую даль? Он не хочет, чтобы мы возвращались».
Виктарион думал о том же, попав после выхода из Волантиса в первый шторм. Если бы не страх перед пролитием родной крови, он давно убил бы Эурона Вороньего Глаза. «Кулак Дагона» и «Красный прилив», налетев друг на друга, разбились в щепки — в этом тоже Эурон виноват. Первая потеря флотилии Виктариона, но далеко не последняя.
Он влепил Хромому две оплеухи, сказав: «Первая за потерянные тобой корабли, вторая за болтовню о проклятии. Скажешь об этом еще раз — язык твой к мачте приколочу. Немых я умею делать не хуже Вороньего Глаза. — Из-за боли в левой руке он выразился резче, чем собирался, но угроза его не была пустой. — Теперь бури кончились, и наш флот соберется вновь».
Обезьянка с мачты насмехалась над ним, словно чуя, как он раздосадован. Подлый зверь. Поймать бы его, но обезьяны любят такую игру и ловко удирают от его воинов. Из-за ее воплей рука болит еще пуще.
— Пятьдесят четыре, — ворчал он. Нельзя было, конечно, надеяться, что Железный Флот проделает столь долгий путь без потерь, но семьдесят кораблей, если не восемьдесят, Утонувший Бог мог бы ему сохранить. Жаль, что с ними нет Мокроголового или другого жреца. Виктарион принес жертву и перед отплытием, и на Ступенях, когда они разделились натрое — но произнес, как видно, не те слова. А может, Утонувший Бог здесь не властен. Виктарион все больше боялся этих чужих морей, где боги тоже чужие, но своим страхом делился лишь со смуглянкой, не имеющей языка.
При виде «Горя» он позвал к себе Вульфа Одноухого.
— Надо поговорить с Кротом. Собери Ральфа Хромого, Бескровного Тома и Черного Шеперда. Охотников отозвать, все лагеря на берегу к рассвету свернуть. Загрузиться фруктами до отказа, загнать свиней на суда — будем забивать их по мере надобности. «Акула» останется здесь поджидать опоздавших. — Ей все равно чиниться — после штормов у нее уцелел один корпус. Без нее их станет пятьдесят три, но тут уж ничего не поделаешь. — Отчаливаем завтра с вечерним приливом.
— Как скажешь, лорд-капитан, — сказал Вульф, —
— А за десять дней могут подойти еще десять либо ни одного. Мы чересчур долго торчим здесь, глядя, не покажутся ли паруса. Победа будет слаще, если мы добьемся ее меньшим числом. — Да и волантинцев не вредно опередить.
В Волантисе военный флот загружался провизией, и весь город был пьян. Матросы, солдаты и ремесленники плясали на улицах с дородными купцами и аристократами, во всех тавернах и погребках пили за новых триархов. Слышались разговоры о золоте, драгоценностях и рабах, которые хлынут в Волантис после гибели королевы драконов. Одного дня в этом порту Виктариону Грейджою хватило по горло. Уплатив за съестное и пресную воду золотом (стыд и позор), он опять вывел свои корабли в море.
Волантинский флот тоже должен был пострадать от штормов. Многие их корабли, по милости судьбы, затонули или выброшены на берег — но, конечно, не все. Такой удачи ни один бог не пошлет. Зеленые галеи с рабами-солдатами на борту — те, кого Штормовой Бог пощадил, — должны уже обойти Валирию и двигаться по Горестному Пути на север, к Юнкаю и Миэрину. Триста кораблей, а то и пятьсот. Их союзники, наверное, уже на месте: юнкайцы, астапорцы, флоты Нового Гиса, Кварта и Толоса… даже миэринские корабли, покинувшие город перед его падением. А у Виктариона на всех про всех пятьдесят четыре ладьи — без «Акулы» пятьдесят три.
Ну что ж. Вороний Глаз на одном-единственном судне прошел полсвета, разбойничал от Кварта до Высокодрева — одни боги знают, где этого безумца носило. Даже в Дымном море побывал и ничего, выжил. Раз он сумел, то и Виктарион сможет.
— Есть, капитан. — Вульф и в подметки не годится Нуту-Цирюльнику, но Нута Вороний Глаз сделал лордом Дубового Щита, и тот теперь стал его человеком. — В Миэрин, что ли, идем?
— Куда ж еще. Королева драконов ждет меня там. — Самая прекрасная женщина в мире, если верить рассказам брата. Волосы серебряные с золотом, глаза как аметисты.
Может, Эурон в кои веки все-таки не соврал? Если полагаться на него одного, эта красавица вполне может оказаться рябой потаскушкой с сиськами до колен, а драконы — татуированными ящерицами из соторосских болот. Но о красоте Дейенерис Таргариен твердят и пираты со Ступеней, и волантинские торговые люди. Притом Вороний Глаз предназначил ее не для брата, а для себя самого. Виктарион должен лишь привезти ее — ох и взвоет Вороний Глаз, узнав, что брат взял его невесту себе. Люди ропщут, ну и пусть их. Они зашли слишком далеко и понесли слишком большие потери, чтобы поворачивать на запад с пустыми руками.
Железный капитан сжал в кулак здоровую руку.
— Смотри, чтоб все было исполнено в точности. Вот еще что: отыщи мейстера, куда бы он ни забился, и пришли ко мне в каюту.
— Есть. — Вульф заковылял прочь, а Виктарион еще раз оглядел свой флот. Ладьи со свернутыми парусами и поднятыми на борт веслами стояли на якоре или лежали на берегу, на бледном песке. Кедровый остров. Знаменитые кедры, похоже, четыреста лет как сгинули: Виктарион много раз охотился на берегу и не видел ни одного.