Песнь ледяной сирены
Шрифт:
– Нет, что ты! – Эскилль все-таки смутился. – Хотя… Да, я думал об этом. Не раз. И, кажется, сейчас поводов у меня больше, чем когда бы то ни было.
– Ты про странности, что творятся в Атриви-Норд? – Лучница понизила голос. Оттолкнулась от балюстрады и всем телом повернулась к нему.
Значит, о происходящем она осведомлена – что, впрочем, совсем не удивительно, если учесть статус ее отца.
Все началось около полугода назад, когда в городе начали массово пропадать горожане. Патрульные стражи заподозрили, что в этом замешаны исчадия льда,
Не проходило недели, чтобы стражи не обнаружили в Ледяном Венце увешанные защитными знаками тела, часто – завернутые в кокон из инеевой паутины. Многие из мертвецов были при полном доспехе. Большинство – с оружием и колбами с кровью саламандры. Иногда оружие, части брони и разбитые колбы находились чуть дальше – покоились в «объятиях» ледяной лозы.
Да, духи зимы умели наводить морок, заманивая людей в свои сети. Но одураченные и ведомые ими бедолаги скорей ушли бы в Ледяной Венец в одном исподнем. Подавленная воля не позволила бы им обряжаться так, будто они собрались на войну.
Углубляясь в стеклянную чащу, огненные стражи натыкались и на прорванные коконы с тщательно обглоданными костями. Поначалу решили – пируют дикие звери. Но правда в том, что животные предпочитали держаться подальше от Ледяного Венца. Им будто не нравилась холодная искусственность места, который выбрали домом исчадия льда и духи зимы. Казалось, дикие обитатели Крамарка разделились: мертвым принадлежал мертвый лес, живым – живой. Лишь ледяные твари вроде снежных троллей и инеевых пауков забредали в вотчину Хозяина Зимы.
А теперь еще и похищение ледяных сирен, цель которого так и осталась для всех загадкой…
– Как ты думаешь, что все это значит?
Эскилль молчал, пытаясь понять для себя, стоит ли озвучивать Аларике свои мысли. Отец слушать его не стал – отмахнулся, едва поняв, о чем пойдет речь. Нильс считал, что он «все усложняет». Как бы то ни было, в его точку зрения не поверил никто. Аларика с ее одержимостью уничтожить как можно больше исчадий льда, с ее ненавистью к ним… могла поверить.
– Кожей чувствую – что-то надвигается, – признался Эскилль.
– Что-то, связанное с Ледяным Венцом?
Он пожал плечами.
– Мертвые люди, духи зимы и исчадия, словно хлебные крошки, ведут туда.
– Теория любопытная, – после недолгой паузы призналась Аларика. – Я про сотворение исчадий льда. Да и сама эта Сердцевина… Что, если нам попробовать подобраться к ней, чтобы понять, что скрывает Ледяной Венец? – Она вонзила белые зубки в мякоть губ. Карие глаза сверкали восторгом – так ей приглянулась собственная идея. – Кому это сделать, как не нам, двум огненным серафимам?
Эскилль оказался прав: Аларика была весьма честолюбива. Мог ли он ставить эту черту характера ей в упрек? Нет, конечно нет.
Отчасти потому, что к любым характерам был лоялен. Жизнь на
Отчасти потому, что и у самого Эскилля хватало причин для взращенного с детства честолюбия. Желание если не вписать свое имя в историю, оставив в ней огненный след, то хотя бы доказать отцу, что он не бесполезен.
Кто знает, какие тайны хранила в своей душе красавица-серафим?
– У тебя есть хоть какие-то зацепки, хоть какие-то предположения, что может ждать нас в сердце Ледяного Венца?
– Только противоречивые слухи, размытые предположения и страшные байки, которые впору рассказывать непослушным детям перед сном, – признался Эскилль. – Я не просто так говорил о Бьерке. Если кто и знает больше, так это он.
Помолчав, Аларика деловито сказала:
– Тогда решено. Подготовь все к отправлению в Ледяной Венец и дай мне знать.
Посчитав разговор законченным, она начала спускаться по лестнице. Эскилль смотрел ей вслед, пока гибкая фигурка, облаченная в зачарованную кожаную броню, не скрылась за входной дверью крепости. Ему все чудился какой-то подвох. Он попросту боялся верить в собственную удачу.
Но что, если у его судьбы были красные волосы и два спрятанных под кожей огненных крыла?
Глава седьмая. Одинокий ветер
Холод Сольвейг был не страшен – и пурга-пересмешница, поняв это, оставила ее наедине с лесом. Ей бы вздохнуть с облегчением, но так хотелось еще немного послушать голос Летты…
«Послушаешь, – строго сказал внутренний голос, – когда ее найдешь».
О том, как отыскать сестру немой потеряшке в опасном, диком лесу, она старалась не думать. Сердце заныло, разум опалила злость – на себя и на коварных духов зимы. Одна надежда – на патрули огненных стражей. Сольвейг часто видела, как они проходят мимо ее дома по пути в лес. В белой коже и белых, подбитых мехом плащах – чтобы затеряться на фоне снега и покрывающего хвою инея.
Чтобы подать им знак, ей нужно пламя. Сольвейг оборвала еловые веточки с нижней части ствола. Надежно прикрытые от снега пушистой кроной, они были совершенно сухими. Сольвейг на мгновение прижала тонкие пальцы к ноздрям. Пропитавшиеся запахом ели, они пахли… мамой.
Умельцы-парфюмеры вытягивали из хвои эфирные масла, создавая «хвойные духи» – с запахами сосны, ели, лиственницы, кедра. Более тяжелые, специфические ароматы по сравнению с духами с запахом снежных лилий, крокусов, подснежников и анемонов – цветов, что распускались под снегом. Но и те, и другие пользовались популярностью – у тех, кто был недостаточно богат, чтобы позволить себе купить духи, эфирные масла в которых вытягивали из цветов, выращенных в оранжереях и зимних садах.
Первые еловые духи Сольвейг подарила мама.