Песнь о Трое
Шрифт:
Я выслушал и пообещал найти решение. Единственным решением была война, но я знал, что многие из тех царей, которые пришли за советом, предпочтут уклониться от этой самой отчаянной из мер. Однако сегодня у меня в руках было средство предотвратить это. Благодаря Клитемнестре. Я был в расцвете сил и успел повоевать, заслужив славу. Я смог бы возглавить поход на Трою! Елена послужит предлогом. Хитрый Одиссей еще семь лет назад предвидел все, когда посоветовал покойному Тиндарею заставить женихов Елены принести эту клятву.
Чтобы имя мое пережило мою смерть, я должен был совершить великий подвиг. А разве может быть подвиг более великий, чем покорение Трои?
Моя жена и брат смотрели на меня, стоя у подножия трона; я выпрямился, напустив на себя суровый вид.
— Елену похитили.
Менелай горько покачал головой:
— Мне бы хотелось, чтобы так было, Агамемнон, но это не так. Елену не нужно было принуждать.
Я подавил сильное желание поколотить его, как делал, когда мы были мальчишками. Великая мать, какой же он глупец! Как мог Атрей, наш отец, произвести на свет такого придурка, как Менелай?
— Мне нет дела до того, как было на самом деле! — отрезал я. — Ты скажешь, что ее похитили, Менелай. Ты ведь понимаешь, малейший намек на ее добровольный побег все разрушит! Я согласен поднять армию силой клятвы, если ты будешь безоговорочно выполнять мои приказы.
Уже было смирившийся Менелай сразу вспыхнул, зардевшись.
— Да, Агамемнон, да!
Я взглянул на кисло улыбавшуюся Клитемнестру. Нам обоим достались глупцы: мне брат, ей сестра — и мы оба это понимали.
Слуга находился слишком далеко, чтобы подслушать наш разговор; я хлопнул в ладоши, призывая его подойти ближе.
— Пришли ко мне Калханта.
Спустя несколько мгновений вошел жрец и пал передо мной ниц. Я смотрел на его затылок, гадая, что же на самом деле привело его в Микены. Он был троянцем самого знатного рода и до недавнего времени служил верховным жрецом Аполлона в Трое. Когда он отправился с паломничеством в Дельфы, пифия сказала, что он должен послужить Аполлону в Микенах. Ему было приказано не возвращаться в Трою и не служить больше Аполлону Троянскому. Когда он предстал передо мной, я послал в Дельфы, чтобы проверить его рассказ; пифия полностью его подтвердила. Калханту было суждено стать моим подданным по воле бога света. Само собой разумеется, у меня не было повода подозревать его в измене. Всего несколько дней назад он, будучи наделен провидческим даром, предупредил меня о том, что ко мне приедет брат — с великим горем.
Смотреть на него было неприятно, ибо он представлял собой редчайшую разновидность людей — настоящего альбиноса. Совершенно лысый череп с кожей, белой, как брюхо морской рыбы. Темно-розовые, сильно косящие глаза на широком круглом лице, на котором застыло совершенно пустое и глупое выражение. Ложь. Калхант был далеко не глуп.
Пока он поднимался, я силился прочитать его мысли, но в его мутных, казавшихся слепыми глазах прочесть было ничего нельзя.
— Калхант, когда именно ты оставил службу у царя Приама?
— Пять лун назад, господин.
— Царевич Парис тогда уже вернулся с Саламина?
— Нет, мой господин.
— Ступай.
Он напрягся, оскорбленный тем, что я отпустил его так быстро: очевидно, в Трое он привык к большему уважению. Но Троя почитала Аполлона
Я снова хлопнул в ладоши:
— Пришли ко мне глашатая.
Менелай вздохнул, напомнив мне, что он по-прежнему стоит передо мной. Но уж вот про кого я не забыл — и кто тоже стоял перед троном, — так это про Клитемнестру.
— Мужайся, братец. Мы вернем ее. Клятву на четвертованном коне нельзя нарушить. Ты получишь свою армию будущей весной.
Вошел глашатай.
— Ты отправишь гонцов к каждому царю и царевичу Эллады и Крита, к тем, кто семь лет назад принес царю Тиндарею клятву на четвертованном коне. Их имена ты узнаешь у жреца, который ведет учет клятвам. Твои гонцы передадут им то, что я сейчас скажу, слово в слово: «Царь, или царевич, или кто угодно, я, твой владыка, верховный царь Агамемнон, приказываю тебе приехать в Микены, чтобы поговорить о клятве, которую ты дал перед помолвкой царицы Елены с царем Менелаем». Ты запомнил?
Глашатай кивнул, гордый своей безупречной памятью.
— Да, мой господин.
— Тогда ступай.
Мы с Клитемнестрой отделались от Менелая, сказав, что ему нужно принять ванну. Он ушел совершенно счастливый: старший брат Агамемнон взял дело в свои руки, значит, ему можно расслабиться.
— Верховный царь Эллады — могущественный титул, — произнесла Клитемнестра. — Но верховный царь Ахейской империи звучит еще лучше.
Я усмехнулся:
— Я тоже так считаю, жена.
— Мне нравится идея, что Орест унаследует этот титул, — подумала она вслух.
В этом была вся Клитемнестра. В своем диком сердце она была вождем, моя царица, моя жена, и ей было досадно, что она вынуждена склоняться перед силой другого, пусть даже более сильного, чем она сама. Ее амбиции были мне хорошо известны. Ей очень хотелось занять мое место, возродить культ старых богов и использовать царя лишь в качестве живого доказательства собственной плодовитости. А когда земля застонет от невзгод, послать его под секиру. Культ Великой матери на острове Пелопа был по-прежнему жив. Орест был еще очень мал. Он родился, когда я уже отчаялся иметь сына. Две его сестры, Электра и Хрисофемида, были уже почти зрелыми девушками, когда он появился на свет. Ребенок мужского пола был ударом для Клитемнестры; она рассчитывала править за Электру, хотя позже обратила свою привязанность на Хрисофемиду. Электра обожала отца, а не мать. Однако изобретательности Клитемнестре было не занимать. Теперь, когда не было сомнений в том, что моим наследником станет Орест, крепкий младенец, его мать надеялась, что я умру раньше, чем он достигнет совершеннолетия. Тогда она смогла бы править за него. Или за нашу самую младшую дочь, Ифигению.
Некоторые из мужей, которые принесли клятву на четвертованном коне, прибыли в Микены раньше, чем Менелай вернулся из Пилоса с царем Нестором. Путь от Микен до Пилоса был не близкий, многие же царства лежали совсем рядом. Паламед, сын Навплия, приехал быстро, и я был рад его видеть. Лишь Одиссей с Нестором превосходили его мудростью.
Я беседовал с Паламедом в тронном зале, когда по малочисленным рядам царей рангом пониже пронесся ропот. Паламед подавил смешок.
— Клянусь Гераклом, вот это колосс! Должно быть, это Аякс, сын Теламона. Он-то зачем пожаловал? Когда мы приносили клятву, он был ребенком, и его отца тоже не было в числе женихов.