Песнь первая. Дитя Грозы.
Шрифт:
– Вы, как всегда, правы, мастер.
– Дарниш слегка склонил голову в знак уважения.
– И вы, Гнор, понимаете, что Рональд и Ристана не оставят попыток подорвать мои дела и рассорить меня со всеми. Рональд серьёзный враг.
– Рональд достойный противник, и не только для вас, Урман. Мы, гномы, не любим Тёмных - по многим причинам, а таких, как Придворный Маг, особенно. И мы не любим, когда кто-то позволяет себе вмешиваться в наши дела и, тем паче, покушаться на Святыню рода. И я вижу, Урман, что вы не собираетесь проигрывать, - гном наконец улыбнулся.
– Да и Дракончику вы понравились.
Гном и герцог помолчали немного, отдав должное коньяку. Извержение вулкана в кабинете Дарниша отменялось.
–
Седому Ежу впервые в жизни изменило чутье. Ко времени беседы Дарниша с Главой Гномьего Банка в Суарде от него остался высохший скелет, в котором никто бы не опознал одного из лучших наемных убийц славного города Суарда. Мастер тени так и не дождался отчета об успешно завершенной работе, так как некогда полный сил тридцатипятилетний мужчина всего пары кварталов не смог доковылять до улицы Ткачей. И поиски пропавшего Призывающего Тень не принесли ни малейшего результата, оставив Мастера в недоумении.
Надежный исполнитель, никогда не задававший лишних вопросов, не интересовавшийся ни властью в Гильдии, ни политикой, ни разу не замеченный даже за азартными играми, все свободное время отдававший дрессировке породистых бойцовых псов, Седой Ёж исчез бесследно. Настойчивые расспросы двух его слуг оказались тщетны - они даже не знали, что хозяин этой ночью куда-то собирался. Все сбережения убийцы остались не тронутыми, лелеемый и обожаемый матерый кобель, с которым Ёж не мог расстаться более чем на день, горестно выл, метался в своем вольере и отказывался от еды. Не удалось Мастеру ничего узнать о судьбе Призывающего и от подчиненных капитана Труста. Стражники не замалчивали своих подвигов, распространяясь о поимке опасного преступника за выпивкой в излюбленной таверне, но единственным злоумышленником в их рассказах выступал явно не убийца. К счастью для капитана, у него хватило осторожности строжайше запретить своим молодцам хоть намеком, хоть как, упоминать о связи наглого ограбления с фамилией Дарнишей. Что, несомненно, спасло начальника стражи как от мести Дарниша, посчитавшего ниже своего достоинства марать руки о продажную шкуру, так и от наказания со стороны Рональда, просто забывшего о ничтожной твари.
Глава Гильдии Тени недолго размышлял о пропаже Седого Ежа. Работу тот выполнил, гонорар всё равно получал сам Мастер (как обычно, через Махшура). Сделав все возможное для бывшего коллеги, Глава Гильдии добавил в длинный список убытков, понесенных благодаря Глубокоуважаемому Заказчику, чтоб его демоны взяли, ещё один пункт, торжественно пообещал себе при первой же возможности магистру отмстить, - правда, ни на медный грош не веря в то, что таковая подвернется, - и занялся насущными делами. Приближался Праздник Каштанового Цвета, чуть ли не самое удачное и прибыльное время. Пора было распределять обязанности, раздавать наставления, улаживать традиционно возникающие перед ответственным днем разногласия - проблем хватало и без заведомо обреченных на неудачу поисков Посвященного. К тому же, оставался ещё один невыполненный заказ от Темного, и независимо от желания Мастера, заняться им все равно нужно. Он только надеялся, что на этом деле не потеряет больше никого из ценных людей.
Глава 8.
235 год от Основания Империи. Канун Праздника Каштанового цвета. Суард.
С раннего утра столица бурлила, гомонила, и ждала. К приезду Наследника Кея готовились целую неделю. Бургомистр сочинял торжественную речь, капитан Труст муштровал городскую стражу, дабы не посрамить гордое звание Гвардии Суарда на предстоящем параде (хотя за настоящих гвардейцев толстых и ленивых стражников принял бы разве что слепоглухой). Все городские Гильдии - ткачей, оружейников, кузнецов,
Со всей Валанты и даже из соседней Ирсиды съезжались всевозможные барды, менестрели, фокусники, акробаты и жонглеры. Торговцы спешили заключить выгодные сделки, свозили в столицу невиданное количество товаров и продавали втридорога залежалые остатки всего, что могло сойти за праздничную мишуру. Столичная знать восприняла грядущий праздник, как повод полностью обновить гардероб, а заодно и пополнить золотой запас жен и дочерей чем-нибудь вызывающе блестящим и дорогим. И, конечно, пустить пуль в глаза друг другу - и всему городу.
Солнце сияло в этот день особенно ярко, птицы пели удивительно слаженно, будто вчера весь день репетировали вместе с приезжими музыкантами. Деревья и цветы благоухали свежестью, словно домохозяйки заодно с окнами, дверьми и балконами перемыли и почистили всю растительность - а, может, так оно и было? Каштановые аллеи украсились горделивыми розовато-белыми конусами, окутывая весь город нежным, сладким ароматом.
На каждом фонарном столбе, каждом дереве, каждом окне, балконе, водосточной трубе, крыше, и везде, где только возможно, развевались и трепетали флаги, флажки, вымпелы и ленточки, красовались венки и цветочные гирлянды, прятались до вечера разноцветные бумажные фонарики. На площадях расположились всевозможные циркачи и артисты, начиная подготовку к представлениям.
Выкатили тележки бродячие торговцы сувенирами и вышли разносчики еды и напитков. Толпы празднично одетого народа выплеснулись на улицы развлекаться. И всё это людское столпотворение кричало, свистело, топало, хлопало, пело, улюлюкало на разные голоса под сопровождение скрипок и трещоток, мандолин и барабанов, свирелей и губных гармоник, чириканья, мява и ржания...
На площади перед ратушей спешно заканчивали украшение помоста. Бургомистр и представители гильдий доучивали приветственные речи, настраивал инструменты городской оркестр. На главной улице, ведущей от ратуши ко дворцу и носящей обязывающее имя Согласия, строилась 'гвардия' Труста, занимали вдоль дороги места горожане, на балконы выносили стульчики для знатных дам. Разносчики бойко торговали флажками королевского ультрамаринового цвета, свистульками, хлопушками, пирожками и прочей ерундой, необходимой в день праздника.
Свежеиспеченный ученик менестреля устроился на самом удобном месте - толстой ветке одного из растущих вдоль улицы цветущих каштанов. Он предусмотрительно запасся пирожками, и теперь поедал один из них, поджидая друга.
Среди гудящей толпы изредка мелькали знакомые по Гильдии лица, у которых сегодня был самый что ни на есть рабочий день (а так же вечер и ночь). Лягушонку же Мастер запретил повышать собственное благосостояния за счет праздношатающейся публики, и ему оставалось только с высоты взирать на коллег и оценивать их работу с профессиональной точки зрения. Делать это молча Хиллу категорически не нравилось, но Свисток запаздывал, и некому было оценить его искусство комментатора.
Время близилось к полудню, бургомистр уже забрался на трибуну и нервно переминался с ноги на ногу. Народ тесно набился вдоль домов, балконы грозили обвалиться от количества разодетых и украшенных наподобие новогоднего дерева благородных ротозеев.
Сейчас, с минуты на минуту, должна появиться праздничная процессия, вдали, от городских ворот, уже слышится радостный гам...
Тут наконец Лягушонка пихнул в бок запыхавшийся Свисток:
– Подвинься! Ух, успел...
И вот приближается волна народного ликования! Все громче треск хлопушек и гром военной музыки.