Песнь серафимов
Шрифт:
Если бы Годуин родился евреем, он был бы копией Меира. Однако я говорю глупости, поскольку Годуин — поток, слившийся из множества удивительных ручейков, как я уже объясняла. Годуин входит в комнату, как целая толпа народу, заброшенная к вам бурей. Меир появляется тихо, по-кошачьи. Они похожи и в то же время совершенно разные.
Мой отец сразу же согласился на мой брак с Меиром и был готов ехать в Норвич, где, насколько он знал, еврейская община процветала и давно царил мир. Со времени чудовищных событий, когда иудеев обвинили в убийстве маленького святого Уильяма,
Но как я могла выйти замуж за Меира, не сообщив ему правды? Как я могла оставить между нами ложь, утаить, что у моих дочерей есть живой отец?
Нам было не у кого спросить совета — во всяком случае, так считал мой отец. Он тоже размышлял об этом и не хотел, чтобы я принимала предложение, пока не решена эта проблема.
И что же я сделала, как вы думаете? Ничего не сказав отцу, я обратилась за советом к тому, кому я доверяла и кого любила больше всех в мире, — к Годуину. Я обратилась к человеку, при жизни ставшему святым для своих братьев в Париже, к великому ученому, познающему науку о Господе. Я написала ему и задала свой вопрос.
Я рассказала ему все, написав письмо на иврите, как делала часто.
«Твои дочери прекрасны и душой, и сердцем, и телом, — писала я ему, — но они считают, что их отец умер. Тайна сохранена так тщательно, что Меир, попросивший моей руки, даже не подозревает правды.
И вот сейчас я жду решения от тебя, человека, давно перешагнувшего грань, за которой рождение этих детей не может причинить тебе страдания или беспокойство. Это так же верно, как и то, что драгоценные девочки благословенны. Скажи, что мне ответить на предложение Меира? Могу ли я стать его женой, не рассказав ему обо всем?
Можно ли утаить подобный секрет от мужчины, который приносит в наш брак только нежность и доброту? И теперь, когда ты все знаешь, чего ты хотел бы для наших девочек в сокровенных глубинах своей души? Если хочешь, вини меня, ведь я не рассказала тебе, что эти прелестные юные женщины — твои дочери. Обвини меня сейчас до того, как я выйду замуж за другого.
Я открыла тебе правду и должна признаться, что чувствую громадное, хотя и эгоистическое, облегчение, и бескорыстную радость. Должна ли я открыть дочерям правду, когда они станут старше? И что мне ответить сейчас этому славному человеку, Меиру?»
Я заклинала его принять мое признание, которое не должно стать для него потрясением, и от всего сердца дать мне совет, как поступить.
«Я обращаюсь сейчас к брату Годуину, — писала я, — к монаху, отдавшему себя Господу. На него я полагаюсь, от него жду совета, продиктованного любовью и мудростью».
Я написала, что не хотела его обманывать, а просто никак не могла решить, поможет ему такое известие или повредит.
Не помню, что еще я писала. Наверное, рассказывала, как умны девочки, какие успехи они делают в учении. Конечно же, я рассказала, что Лия очень застенчива, зато Роза всегда найдет что сказать и умеет шутить. Я рассказала,
Я рассказала, что Лия сильно привязана ко мне, не отходит от меня ни на шаг, тогда как Роза и в Оксфорде, и в Лондоне любит наблюдать за тем, что происходит на улице, и никогда не упускает возможности поглядеть в окно.
Я рассказала, что его черты угадываются в обеих дочерях: в набожности и ответственности Лии, в веселости и смешливости Розы. Я рассказала, что девочкам досталось приличное наследство от их официального отца, а позже они получат и состояние моего отца.
Отправив письмо, я испугалась, что могу навсегда потерять Годуина, если рассержу или разочарую его. Я уже не испытывала к нему прежней страсти, я больше не мечтала о нем как о мужчине, но я любила его всем сердцем и вкладывала душу в каждое написанное ему письмо.
Как вы думаете, что было дальше?
Я признался, что не могу вообразить дальнейшего развития событий. Мои мысли путались, и я с трудом выговаривал слова, когда предложил Флурии продолжить рассказ. Ведь она упоминала, что лишилась обеих дочерей. Она очень волновалась, и немалая часть этого волнения передалась мне.
11
ФЛУРИЯ ПРОДОЛЖАЕТ СВОЙ РАССКАЗ
Через две недели Годуин приехал в Оксфорд и появился на пороге нашего дома.
Совершенно точно, это был уже не тот Годуин, какого я когда-то знала. Он лишился юношеской угловатости и беспечности — они сменились идущим изнутри светом. Я увидела того самого человека, знакомого мне по письмам. Он был кроток в речах, деликатен, но наполнен внутренним огнем, который ему было трудно обуздывать.
Я приняла его, не сказав отцу, и сейчас же привела девочек.
В тот момент у меня не было иного выбора, кроме как сообщить им, что этот человек — их настоящий отец, и сделать это как можно мягче и деликатнее, о чем умолял меня Годуин.
— Ты все сделала правильно, Флурия, — сказал он мне. — Ты годами несла тяжкий груз, который я должен был разделить с тобой. Я оставил тебя беременную. Я даже не подумал, что такое весьма возможно. Но теперь позволь мне увидеть моих дочерей, умоляю тебя. Не надо меня бояться.
Я привела девочек к нему в комнату. Это случилось меньше года назад, когда им было по тринадцать лет.
Я с невероятной радостью и гордостью представляла дочерей, потому что они были безупречны. Они унаследовали от отца внутренний свет и счастливое выражение лица.
Дрожащим голосом я объявила, что вот этот человек — их настоящий отец и он же — тот самый брат Годуин, которому я так часто писала. Что сам он лишь две недели назад узнал об их существовании и сразу же захотел увидеть их.
Лия была потрясена, зато Роза сейчас же улыбнулась Годуину и заговорила в своей непринужденной манере. Она заявила, что всегда подозревала о какой-то тайне, связанной с их рождением, и теперь счастлива увидеть отца.
— Мама! — сказала она. — Какая радость!