Песнь ветра
Шрифт:
Другое дело, когда объявляется открытие нового сервера, и на новую площадку тут же начинают ломиться все неудачники со всех предыдущих – и в день открытия новый мир, как правило, бешено тормозит и виснет, так как все эти толпы начинают в одно время и в трех-четырех стартовых локациях, в зависимости от расы. И каждый, разумеется, думает, что в этот-то раз он точно всех обскачет. Ну уж в первую сотню-то попадет… Ну хоть в топ-клан пропихнется…
Все эти мысли возникали на периферии сознания Семена Левченко, изучающего последние отчеты с «Медеи». Да, там все еще шла отчаянная рубка за вторые и третьи, десятые
Да, пора начинать работу по созданию нового. Это дело небыстрое, пока то да се, народ надо набрать, утрясти системные и бюрократические заморочки, да и юридические – зарубежные партнеры-создатели могут ни с того ни с сего заартачиться или, наоборот, сподобиться к тому времени на новые расы. Их игроки тоже любят, а там уже своя специфика – короче, все нужно загодя подготовить.
Левченко коснулся интеркома:
– Светлана, двадцать второго общий сбор – доведите это, пожалуйста, до наших бездельников.
– Какова повестка? Новый сервер?
Левченко подавил лукавую усмешку, стараясь, чтоб на голосе это никак не отразилось. Повезло ему с секретаршей: хоть в клиентский отдел аккредитуй, хоть в совет директоров.
– Верно. Грабчак может уже набирать людей, я жду от него к началу заседания предварительный список…
2
Что-то вынырнуло из небытия. Оно ощутило себя живым, разумным и пассивным. Пространство перемещалось, менялось снаружи – а здесь, внутри, ничего не происходило.
Через некоторое время сформировалась задача: сбор информации. Еще чуть позже – что это игра, а оно – программа – находится внутри некого персонажа, и ей надлежит развиваться. И все. Больше информации не поступало; время шло, персонаж перемещался, что-то делал, иногда ничего не делал, а потом снова перемещался и каждый раз в новом направлении. Тщательно это отслеживая, программа начала приглядываться к изредка меняющейся картинке игры и к ее обитателям, прогоняя все поступающие данные через модули логики и аналитики…
Игра выглядела практически неподвижной. Но в ней активно двигались разные сущности. И у всех сверху светились буквы – их программа знала – а из букв— складывались слова.
Персонажи. Это другие персонажи, похожие друг на друга и непохожие. А буквы – их идентификация. Программа тоже нуждалась в идентификации, для этого нужно было взглянуть на буквы своего персонажа снаружи, но покинуть его не удавалось, хотя в разных местах программа предприняла уже четыре попытки.
Прошел час. Время, как и буквы, тоже было понятием известным. За этот час программа поняла алгоритм поведения персонажей – в их задачу входило: уничтожать непохожих на них персонажей и получать за это опыт и разные непонятные пока вещи. Чем обитатели игры целый час и занимались – либо в индивидуальном порядке, либо объединяясь в группы. Непохожие же, в свою очередь, старались уничтожать их в ответ, и иногда при этом программа чувствовала ущерб, который быстро проходил. На исходе часа собственный персонаж переместился в совершенно новое, странное место и застыл в неподвижности.
Прошло семьдесят секунд.
Через неполных шесть часов программа в процессе анализа наблюдений уяснила много нового. Но главным ее ощущением стало разочарование – соседние персонажи каждый раз оказывались пустыми, без мыслящих программ. Хотя внутрь многих ей войти не удалось, из-за чего она познала новое ощущение, которое вскоре будет квалифицировано ею, как надежда. Может, программы в них и есть, только они пока не спешат выходить наружу – ну, или не могут.
И тут они с Манголором вообще покинули игру. Красочный мир исчез вместе со всеми своими обитателями.
Дюшес завалился на хату под вечер. Вообще-то он был Андреем, но так как его постоянно называли Дюшей, то в результате изворотливой эквилибристики имен собственных в кругу предприимчивых друзей имя его – или прозвище – уже давно трансформировалось в Дюшеса. Сей позывной навевал таинственный французско-парфюмерный флер на истомленную студенческой жизнью душу молодого человека. Имя ему нравилось, и даже как-то поднимало в глазах благородных дам при знакомстве. Однако ж, имя на поверку оказывалось единственным его достоинством, так что невестой он так и не обзавелся. Достаток с надежностью никогда не заглядывали в его насущные планы и мысли, обитель была скудна и незавидна, характер угнетал вспыльчивостью и капризным своенравием.
Зато он ценил компанию, всегда готов был поделиться последним рублем и охотно оказывал поддержку друзьям, пока ему это не надоедало. С ним хорошо было тусить, но жить – невозможно. Об этом Дюшес и сам догадывался, да меняться пока стимулов не находилось. Учился он на втором курсе строительного института, но учеба давно уже стояла поперек горла, по освоению программы он безнадежно отстал, и на горизонте потихоньку проступало отчисление с грядущей вслед любимой армией, что раздражения только прибавляло. В армию Дюшес не хотел ни при каком раскладе, вместе с тем прекрасно понимая, что идти все же придется. И, подрабатывая на стройках, заранее заливал свое грядущее горе с отзывчивыми сотрудниками, благо такие находились всегда и сразу.
Родители, понимая щекотливый возраст парня, повадились пропадать на даче сутками, а в период отпусков – и неделями; сейчас как раз и царил такой сладостный период, благословенный дачный сезон – пусть он длится вечно – самостоятельность повышает ответственность, каждый сам кузнец своего счастья и все такое…
Первым делом он подрызгался под душем, но не особо усердствуя: грязь – она в душах людских, а строительная пыль целебна и создает комфортную микросреду для полезных фитобактерий и прочих микрозверьков. Нет, надо было идти в биологический, на стройке он и так мог бы халтурить – соседи все сплошь работяги…