Песнь ветра
Шрифт:
– Лизка! Эвон, мамка купит, отстань. Так что это, Гринь?
– Микроскопка. Нам немец показывал, а я и стащил.
– Ох, шалопай! Батьку перерос, а все тешишься. Ну-ка быстро возверни!
Сынок скрылся за мимо проносящийся дом и не вернулся. А Маня вдруг захромала.
– Что с тобой, любушка?
– Грудь горит, Колюнь, и ноги как деревянны… Боюсь, дале один побежишь.
– Да что ж это! – слезы брызнули у Колоды из глаз.
– Как же я без тебя?!
– Не серчай. Детей береги.
И упала. Ноги несли опустошенного Колоду
– Здравствуй, батя.
Колода охнул. Рядом еле поспевал одноногий старик на костылях.
– В армии я был, бать. Не поминай лихом.
И отстал.
Их снова окутал дым. Но грохота не слыхать, что за новь? Колода задрал голову – дым тянулся из высоченных труб. Что же там жгут-то, сохрани Перун! Ох, шальные…
Рядом пристроился какой-то хват:
– Милостивый государь, я имею честь просить руки вашей дочери. У меня суконная мануфактура и имение недалече отсюда. Итак, ваше слово?
– Храни вас Перун, дитятки, – всхлипнул Колода.
Совсем он один остался…
Его обогнала повозка, вовсе без лошадей. Ух, охальники! Чего еще выдумают?!
Опять послышались хлопки, земля вздрогнула. Снова дым, крик, вой. Все им неймется… Он обогнал один строй вояк, другой. Прохожий люд спешил каждый по своим делам и на нелепого гонца не обращал никакого внимания. А ноги уже начали болеть, в груди саднило. Куды он несется, почто? Все же надо добежать, надо. Ведь не ведают, что творят…
Пальба на сей раз была долгой, ранили в руку. Без стрелы ранили, не пойми чем. Колода отодрал клок штанины, перевязал кое-как. Ох, не ведают…
Дым рассеивался. Тишина оглушила его. Безлюдье поразило. Но вот прошел один человек, другой… все возвращалось на круги своя. А впереди показались маковки долгожданного города. Уж и не чаял…
Мостовая сменилась неведомой чудью. Удобной. Прохожие потихоньку исчезли. Мимо проносились бесовские самобеглые повозки, гудя и воняя. Тьфу, пропасть. Вот он добежит – будет им копоти… Но ноги вконец отказывались шевелиться. В голове мутилось. Колода все чаще спотыкался, дыхалка сбоила. Вот же он, город, рукой подать! Сияет, грохочет. Еще чуть поднажать…
Он упал на колени. И понял, что больше не встанет. Рядом сидела невиданная дичь.
– Хай, бро, – нехотя молвила дичь. – Дай пять.
Бешеная надежда захлестнула Колоду.
– Ты с этого города? – закричал он, не помня себя от волнения. – Передай им… передай… Перун покарает… вечером! Пусть уймутся…
– Ха, чел! Ты кул мен. Дай деп.
Колода облегченно закрыл глаза. Он передаст, обязательно передаст. И они одумаются.
Вечерело.
Песнь ветра
Деревенька стояла на побережье. Ни ограды, ни башни, ни мало-мальски заметного укрепления. Заходи и режь, кого вздумается. Совсем страх потеряли…
Впрочем, Орда еще далеко – может, жители и успели бы уйти, даже со всем скарбом: лодками,
Перед тем, как отдать приказ, Торгар еще раз напоследок обозрел глупую деревню. Его внимание привлекла одна лодка, чуть побольше остальных – тоже вынесенная на берег, но отличавшаяся от прочих, как шаман от пастуха. Привлекла, но не насторожила: у рыбаков богатый гость? Тем хуже для него. Богатство мы любим…
– Хурд, иди дальше вдоль воды. Я тут посмотрю, что за диковинного карася принес Отец-ветер. Ты, ты… ты и вы двое – со мной. Степь в помощь, мы вас нагоним.
Хурд, равнодушно и безмолвно кивнув, замысловато махнул рукой, и разведчики, большей частью ждущие вдали, устремились к холмам. Выбеленный солнцем до рези в глазах песок непривычно приглушал топот, но поднявшаяся пыль, как две песчинки, походила на степную – Торгару даже на миг взгрустнулось. Тут он увидел, что детвора с отмели пропала: не иначе, услышала незваных гостей или как-то учуяла – и помчалась предупреждать взрослых. Раздраженно скрипнув зубами, Торгар мельком глянул на свое воинство:
– Пресную воду, вяленную рыбу и малышню – с собой. С остальным – как хотите. Вперед!
Скатившись с холма, всадники привычно начали рассыпаться по селению. Сзади тренькнула тетива. Крик, вой, а особенно ужас, повисший над убогими крышами, несколько улучшили настроение Торгара, но досада все равно грызла нутро: ай, как неаккуратно… как дите малое уши развесил, потосковать решил, баба. Хан узнает – на постромки исполосует. Но прежде будет хохотать до рассвета… Повизгивая, небось, да подрыгивая ногами. Тьфу. Ну, ничего: на рыбачьем госте-то он сейчас оторвется, душу отведет. Из-за него он сюда сунулся, вот пусть карась с диковинной лодки сам их и посмешит. Если сможет.
Вытаскивая саблю и мимоходом высматривая подходящий дом, подстать гостю – а что тут скакать-то, доплюнуть можно, – Торгар не сразу понял, что происходит. Решек, летящий слева – балагур и богохульник – вдруг кувыркнулся со своего чалого. Краем глаза Торгар успел заметить, как бедолага загривком ткнулся в изрытый песок, из горла торчало что-то короткое и массивное. Тут же скакавший справа – кто это был-то?! – тоже с воплем вылетел из седла. Ужас вмиг вытеснил из Торгара все мысли: что тут творится?! На кого они напоролись?
Вжавшись в гнедого так, что хрустнули позвонки, воин по-особому ткнул пяткой в конское брюхо и сам еле удержался в седле, разворачиваясь на полном скаку. Нет, не зря вошь-тоска грызла нутро: уже не видать ему, похоже, ни степи, ни ее вольных ветров. Не по зубам карась попался, самим бы ноги унести.
Сильный рывок едва не вышиб из него дух. Но упал Торгар удачно – видимо, Отцу-ветру он еще зачем-то понадобился.
Башка трещала невыносимо. Еще невыносимей саднили ребра – те, что слева. Пелена в глазах не проходила, левая рука напрочь не чувствовалась. Хорошо погулял.