Песни черного дрозда (сборник)
Шрифт:
Архыз бросился в воду пятью секундами позже. Ужас и отчаяние выражали его вытаращенные глаза, когда ледяная вода лизнула под шерстью горячее тело. Казалось, что Архыз сейчас повернёт назад, но преданность переборола в нем страх.
Собака догнала Сашу; он почувствовал, как что-то царапнуло его по спине, коротко оглянулся; тут как раз утопающий навалился на него, и Саша, опасаясь судорожной хватки, скользнул над бьющимся телом и оказался чуть сзади. Архыз ляскнул зубами совсем рядом. Саша успел заметить в пасти его рукав полушубка. Собака помогала тянуть человека к берегу.
— Так, Архыз, так… —
Сильно оттолкнувшись, он оказался на мелководье, упал, ещё раз окунулся с головой в яме, но воротника спасённого не выпустил и опять наткнулся на Архыза. Оставив чужой рукав, собака кинулась к хозяину.
Вот она, отмель, покрытая валунами. Оскользаясь на омытых камнях, падая, дрожа от леденящего холода, Саша потянул браконьера на мелководье, в два приёма вытряхнул его из одежды. Голова утопленника безвольно моталась: он все-таки успел захлебнуться. С берега на отмель прыгали лесники. Котенко стащил с себя полушубок, оборвал на Саше мокрую рубаху, накинул сухое и, пока стаскивал сапоги, все кричал:
— Бегай, бегай, мы сами управимся!
Трещали кусты — это бежали с того берега. У кладки, охраняя высокого и его сообщника, остался один лесник.
Запылал костёр. Саша в Котенковом полушубке, сапогах и шапке бегал вокруг костра, махал руками. Все в нем дрожало, он просто задыхался от холода. Архыз ежесекундно отряхивался, и на него набрасывали другой полушубок, но он выскальзывал и, сумасшедше подпрыгивая, делал круги около Саши.
Браконьера откачали; он лежал у огня и хныкал, кого-то клял, бормотал непонятные слова и, кажется, ещё не очень понимал, что такое стряслось за эти семь или десять минут.
— Хлебни. — Котенко протянул Саше флягу.
Тот хлебнул, закашлялся, а когда огонь разгорелся, их обоих усадили с подветренной стороны и, невзирая на дым, искры и жгучее тепло, основательно принялись растирать водкой.
Высокий и второй браконьер с конвоем подошли и безучастно стали в сторонке. Стемнело. На лицах людей заиграл красный отсвет огня. Высокий иронически улыбался. Похоже, осуждал глупца, так неловко упавшего в реку. А может, и того, молодого, который бросился за ним. Котенко глянул на него и весь передёрнулся от гнева.
Он только сейчас узнал высокого. Это был… лесник охраны.
— Снимай одежду! — приказал он, и голос его, дрожащий от бешенства, заставил высокого поспешно сбросить с себя полушубок.
Шапку с него попросту сорвали.
— Сапоги — живо! Брюки!
— Ну, уж это слишком, — пробормотал вожак, однако подчинился. Чувствовал лютую ненависть людей, готовых растерзать предателя. Такого ещё не было: лесник — и браконьер!
— Пройдёшься в подштанниках, пусть люди полюбуются, — зло сказал Котенко.
— Ты за это ответишь, — не менее злобно произнёс высокий.
Теперь этот тип стоял на морозе в синих кальсонах и шерстяных носках и почёсывал нога об ногу. В его одежду вырядили потерпевшего.
Архыз вывернулся из-за поворота, когда входили в посёлок. Через две минуты увидели бегущих навстречу людей. Впереди всех торопилась Елена Кузьминична. Увидев Сашу, она перевела дух и закрыла глаза.
— Ты что, ма? — Саша взял её за руку.
Она не ответила. Только провела
— Прибежал Архыз, мокрый, с обрывком на шее, я подумала бог знает что…
— Глупый он, какой спрос со щенка… Искупался где-то и тебя напугал. А мы тут, за рекой, военную игру проводили.
Елена Кузьминична коротко глянула на голубые ноги длинного, на двух понуро съёжившихся «охотников» и все поняла.
— Давайте прямо в Совет, — скомандовал Котенко. — Вызовем милицию из города.
Глава вторая
ДРУЗЬЯ ДЕТСТВА
1
Архыз степенно вошёл во двор к Молчановым. Здесь все вызывало смутные воспоминания.
Вот щелистая оградка с мёртвой паутиной пожелтевшей ожины и таинственной темнотой под снегом на кустах; сюда притащил единственного своего щенка заботливый овчар по прозвищу Самур.
Вот крылечко и лаз под него. Сюда, под это крыльцо, он убегал от опасных проказ своего друга — медвежонка Лобика и, свернувшись колечком, спал и видел неясные, но почему-то всегда страшные сны, от которых подрагивала кожа и рвался из горла тихий, жалобный крик.
И двор этот, где резвились оленёнок Хобик и медвежонок Лобик — питомцы лесника, Архыз отчётливо помнил.
Как весело и хорошо жилось им втроём! Утром хозяйка приносила молоко и кашу. Общее корытце до сих пор стоит в углу около конуры. Они набрасывались на еду и, кося глазом на соседа и толкаясь боками, старались друг перед другом, а Лобик даже сердито фыркал, безуспешно пытаясь напугать маленького Архыза и длинноногого Хобика.
Отвалившись от корытца, вялые, отяжелевшие малыши укладывались в тени шелковицы, стараясь не терять приятной близости, и с добрый час дремали. Первым всегда вставал и потягивался оленёнок. Он принимался тормошить Архыза, толкал его лбом, и щенок, озлившись наконец, кидался на обидчика. Начиналась возня, а ленивый медвежонок благоразумно отползал за ствол дерева и сонно поглядывал оттуда. Но когда Архыз, пробегая мима, цапал его за волосатую ляжку, Лобик тоже не выдерживал и включался в мальчишескую потасовку.
Если во двор спускался молодой Молчанов и с криком принимался бегать и ловить их, ну тогда пыль столбом! Начиналась карусель, всем доставалось, а Саше больше всех.
Весёлое детство, так быстро минувшее ещё до того, как пришла пахнущая сырым листом поздняя осень!
К тому времени малыши подросли; забор уже не держал Лобика, его проказы становились день ото дня серьёзнее. Вскоре Саша увёл его в лес и оставил там. В доме Молчановых тогда случилось что-то непонятное для малышей. Перестал появляться хозяин с чёрными усами, к которому они все трое испытывали какое-то особое уважение пополам со страхом. Хозяйка тоже много дней не выходила во двор; кормил их молчаливый Саша, а когда спустя некоторое время вышла Елена Кузьминична, то ей почему-то тоже было не до игр… Да и молодой Молчанов изменился: вечерами он подолгу сидел на крыльце, смотрел куда-то вдаль и словно никого из них не видел. А однажды даже плакал, и эти незнакомые звуки вызвали у Архыза дикое желание усесться рядом, поднять затосковавшую мордочку и выть, выть, опустошая своё сердце.