Песни черного дрозда (сборник)
Шрифт:
— Так его выпустили?
— Вот слушай. Я сразу в машину — и к прокурору района. Мало того, что он заставил меня сидеть в приёмной почти час, ещё и встретил так, будто я помешал ему заниматься очень важным делом, и, в общем, едва удостоил объяснения. Подумаешь, оленей убили! Хватит и того, чтоб передать дело в административную комиссию райисполкома. Там ему выпишут штраф в двадцать пять рублей и на этом поставят точку. Каково отношеньице, а?
— Значит, и другие на свободе?
— Ну конечно. Директор леспромхоза ходатайство написал:
Елена Кузьминична вышла. Зоолог проводил её глазами и тихо сказал:
— Я специально приехал предупредить тебя, Саша. Козинский про тебя такое сказал… В общем, он почему-то не столько на меня, сколько на тебя зуб имеет. Грозит. Будь осторожен, понимаешь? Это такой человек…
— Понял, Ростислав Андреевич.
Они помолчали. И тут Саша с искренним недоумением сказал:
— Что же получается? Выходит, мы в роли обороняющихся? Так не пойдёт. Обороняться должны они, браконьеры.
— Не вижу реальной возможности изменить обстановку, — мрачно отозвался Котенко.
— Прокурор района — не последняя инстанция, — решительно возразил Саша. — Надо сообщить выше.
— Если этому некогда, то, надо полагать, и другим…
— Ладно. Я вот что сделаю! — Саша рубанул ладонью воздух. — Я напишу в газету. Обо всем напишу, и пусть попробуют объясниться через газету.
— Наивный ты человек! — Котенко засмеялся. Он поднялся, прошёлся по комнате, похлопал по плечу Сашу. — В газету… Пока ты напишешь, да пока там повернутся… Э, друг мой! Лучше давай на самих себя надеяться. Ухо востро, глаз зорок, патрон в патроннике — и на душе спокойней.
— В обороне?
— Нет, почему же? В наступлении. Только с осторожностью лисы и бесшумностью волка. Знаешь, с волками жить… Вот так. А то, что я сказал об этом самом Козинском, помни.
Зоолог попрощался и ушёл. Елена Кузьминична пришла убирать посуду и все поглядывала на озабоченное лицо сына. Она ощущала неясное беспокойство. Наконец спросила:
— Что ж это, Ростислав Андреевич только затем и приехал, чтобы рассказать тебе, как встретился с Козинским?
— Да, конечно… — Саша и сам почувствовал, что вышло у него не очень убедительно. Не мог же он сказать матери об угрозе.
Впрочем, больше она не расспрашивала.
А он придумал свой манёвр.
2
Станица Саховская километрах в двадцати от Камышков, как раз на пути в город. Все лесовозы идут через центр станицы, доехать особого труда не представляет.
Туда Саша и собрался. Надел на свитер выходной костюм, взял полевую сумку и, сказав матери, что ненадолго, вышел посмотреть попутную машину. «Не в лес, — подумала Елена Кузьминична. — К товарищам, наверное».
Если бы она знала, к каким таким товарищам!
Когда машина остановилась в центре у продмага и Саша вылез из кабины, в
— Здравствуйте. — Саша дотронулся до козырька своей форменной фуражки. — Кто мне скажет, где живёт Козинский?
— Понятно. Он уже квитанцию на сиреневую бумажку привёз, — сказал самый разговорчивый. — Если так, не советую тебе ходить. Отдай в Совет, они взыщут. Человек он дюже горячий, как бы чего не вышло…
— Так где его найти? — повторил Саша, оставив без внимания это вполне дружеское предупреждение.
Ему показали. Восьмой дом, если назад идти.
— Я провожу, — вдруг сказал ещё один.
И тут Саша узнал его: тот самый, которого он тащил из реки. Лысенко Иван. И почему-то покраснел. Своего «крестника» встретил.
Когда отошли, Саша спросил:
— Ну как, река по ночам не снится?
Лысенко глубоко вздохнул. Неловко улыбнувшись, сказал:
— Я тебе и спасибо не сказал. Так получилось, ты уж извини. Хотел к матери твоей с благодарностью, потом подумал: вроде неловко. Такое ведь дело…
— Замнём, — ответил Саша, повеселев. — Было и прошло.
Они помолчали.
— А к нему ты зря, — сказал Лысенко.
Саша не ответил. Тогда Лысенко остановился.
— Вон его сынок с собакой забавляется. А я дальше не пойду.
Дом у бывшего лесника стоял высоко, даже как-то горделиво на гладком каменном фундаменте. Окна в аккуратной резьбе, доски крашеные. Белый тюль виден внутри, фикус зеленеет. Добротный дом, сразу видно: хозяин живёт. И не бедно.
Мальчишка, года на четыре моложе Саши, взял собаку за ошейник.
— Отец дома? — спросил лесник.
— Неужто ко мне? Собственной персоной? — раздался насмешливый голос. Козинский стоял в дверях, какой-то франтовато-праздничный и, кажется, навеселе.
— К вам, — коротко ответил Саша. Сердце у него словно бы упало. Думал, встретит покаянным взглядом, бичевать себя начнёт, а Козинский словно орден получать собрался.
Хозяин повернулся и вошёл в дом. Саша двинулся за ним, хотя приглашения не получил.
В большой тёплой комнате хлопотала жена, молодая и полная женщина. Саша поздоровался. Знал её: работала в буфете.
— Выйди пока, — приказал ей Козинский. — У нас тут мужской разговор.
Он сел к столу, кивнул гостю: «Садись» — и оценивающе посмотрел ему в глаза.
— Будь ты постарше да с другой фамилией, тогда поставил бы я литровку, достал хорошей солонинки и поговорили бы мы мирно и тихо, чтобы выйти из дома дружками-приятелями. Но по лицу твоему вижу… Давай выкладывай, с чем пришёл.
Саша облизнул сухие губы, коротко прокашлялся.
— Знаете, — тихо начал он, — когда человек предаёт дело, которому служит, его называют ренегатом, предателем вдвойне. Не могу понять, как вы, лесник заповедника, могли пойти на такое…