Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
Шрифт:
По правилам университета после защиты проекта диссертации я совершенно не обязан был ему следовать. Можно было сколько угодно изменять программу исследований и даже вообще сменить тему и начать с нуля, но это в случае, если вас не смущала перспектива провести в аспирантуре много лет. По крайней мере, было приятно знать, что в самом худшем случае у меня остается еще один шанс.
Я решил обсудить свои результаты с Джоном Торбьярнарсоном. Он знал про крокодиловых больше, чем кто-либо еще, и всегда был готов помочь. Я приехал к нему и показал собранные данные. Мой план ему не очень понравился.
– Слишком много работы, – сказал он. – Может, тебе просто переселить несколько животных из одного водоема в другой и посмотреть, изменятся
Я обдумывал такую возможность, но из литературы узнал, что перевозка вызывает у крокодилов и аллигаторов сильный стресс. Мне пришлось бы потом ждать минимум год, прежде чем их поведение можно было бы снова считать естественным. А для этого надо было бы каким-то образом их помечать, чтобы через год узнать. Чтобы ставить метки на диких животных, требовалось специальное разрешение, которое у меня не было времени получить.
Я был уверен, что все сложности можно как-то преодолеть, но в тот момент мне некогда было всерьез заняться проработкой этого варианта исследований. Мне пора было лететь в места, отличавшиеся от болот американского Юга всем, кроме количества гнуса.
Юг любят за климат, за краски, за разнообразие. Север любят просто так.
Череп Leptosuchus gregorii, крокодила триасового периода
Глава 10
Tagarosuchus kulemzini: крокодилы в мерзлоте
Двумя годами раньше орнитологическое общество одной европейской страны попросило меня помочь организовать экспедицию на Чукотку. Это самая удаленная часть России, и история у нее колоритная даже по российским стандартам. Воинственные чукчи пришли туда много столетий назад и постепенно истребили прочие народы, хотя осталось несколько эскимосских деревень на крайнем востоке и небольшое число юкагиров, ламутов, кереков, коряков и эвенов на юге и западе. Первыми русскими, нанесшими Чукотку на карту, были сибирские казаки. В результате многих карательных экспедиций им так и не удалось полностью подчинить чукчей, которые до 1917 года оставались единственными коренными жителями Сибири, не платившими дань царю. К концу XIX века Чукотка была намного теснее связана с Соединенными Штатами, чем с Россией. Когда я первый раз побывал там в начале 1990-х, в деревнях еще попадались старики, помнившие несколько слов по-английски и оплакивавшие трагическую судьбу Чукотки, оставшейся (в отличие от Аляски) в России и пережившей сталинский геноцид. В советское время шаманов, вождей и всех, у кого было много оленей, расстреляли, а детей стали забирать в интернаты. Тем не менее чукчи – один из последних народов России, в значительной степени сохранивших свои культуру и образ жизни. Некоторые деревни даже сумели уберечься от пьянства (правда, в остальных ситуация с этим хуже некуда). За чукчами надзирает целая армия чиновников, которых там на душу населения даже больше, чем в других частях страны, а также погранвойска.
В районных центрах с советских времен осталось несколько тысяч русских, которые в основном работают шоферами, моряками, шахтерами или врачами. Некоторые из них по-настоящему полюбили Чукотку и отчаянно пытаются сохранить природу края, но большинство ведут себя как захватчики на оккупированной территории, стреляя и ловя капканами все, что движется. Есть там и две казацких деревни, маленьких и всеми забытых.
Москва мало интересуется чукотскими делами, но это не спасает край от непрерывного потока идиотских законов
Мы были, кажется, первыми западными орнитологами на Чукотке за десять лет. В середине 1990-х группа туристов из другой европейской страны арендовала там вертолет. На полпути пилот посадил машину посреди тундры и заявил, что оставит всех там, если ему не заплатят еще по три тысячи долларов с человека. Я не знаю, чем закончилась эта история, но с экотуризмом на Чукотке было покончено надолго.
Нашей главной задачей было найти маленькую птичку под названием кулик-лопатень. Она гнездится только на самых глухих дальневосточных побережьях, а сейчас оказалась на грани вымирания из-за осушения прибрежных отмелей в Китае, где птичка останавливается по пути на зимовку. В год, когда мы были на Чукотке, лопатней оставалось около двухсот. Сейчас их, вероятно, еще меньше, несмотря на начатую в последние годы программу по искусственному разведению.
Подготовка экспедиции заняла два года. Организационными вопросами занималась лучшая в России компания, специализирующаяся на экотуризме. Мы заручились поддержкой местных властей на всех уровнях, нам удивительно повезло с погодой и транспортом (и то и другое на Чукотке – лотерея). И все равно провести поездку так, как было запланировано, не получилось и в помине. Даже в самых коррумпированных странах Африки не найти такого фантастического бардака. Феодальная советская бюрократия стала совсем уж неэффективной, когда на нее навели дешевый лоск государственного капитализма. Чтобы съездить в гости к родственникам в соседнюю деревню за сорок километров, чукотский рыбак должен заполнить десять страниц анкет и уплатить три тысячи долларов за билеты на вертолет. Сгонять к ним на своей моторке он не может, потому что там другой погранрайон (погранзона в России простирается вдоль почти всего побережья, а во многих местах еще и на сотни километров вглубь суши). Причем даже уплатив за билеты, рыбак может ждать рейса месяцами, а в последний момент оказаться вычеркнутым из очереди, потому что зятю начальника налоговой инспекции приспичило слетать пострелять из автомата моржей.
В экспедиции, кроме меня, участвовал еще российский гид, молодой орнитолог Ваня. Нам пришлось оформить двенадцать разных разрешений, но этого оказалось недостаточно. Местные чиновники ловили нас прямо на улице всякий раз, как мы проезжали через какой-нибудь поселок, и требовали денег. В конце концов Ваня потерял терпение и заявил какой-то тетке из Сельхознадзора, требовавшей заплатить за пребывание в водосборном бассейне местной речки: “Мы ничего вам не должны! У нас свободная страна, и каждый может ходить где угодно!” Она посмотрела на него, как на идиота, и дрожащим от гнева голосом спросила: “Кто вам сказал такую глупость?”
Несмотря ни на что, экспедиция оказалась удачной. Всего за три недели нам удалось отыскать почти все виды птиц, про которые было известно, что они гнездятся на Чукотке, плюс несколько таких, которые там раньше не водились. В основном эти новоселы проникают туда с юга в результате потепления климата, результаты которого на Севере особенно бросаются в глаза: огромные пространства тундры быстро зарастают кустарником, а граница леса движется на север со скоростью до восьми километров в год. Я не узнавал места, где бывал пятнадцатью годами раньше.
Арктика, постепенно оживавшая после десятилетий советской колонизации, была даже прекрасней, чем мы ожидали. На протяжении сотен километров июльская тундра выглядела как огромная клумба с бескрайними полями алых, синих и желтых цветов, тянувшимися от предгорий до самого побережья. Снежно-белые льдины медленно плыли по глади моря, словно паря между небом и водой. В полночь солнце стояло так низко над горизонтом, что земля оказывалась в тени, но венчики цветов все еще были ярко освещены и казались маленькими фонариками.