Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
Шрифт:
Прощание получилось грустным. Мы со Стасей и Шурой прошли немало приключений, и было обидно, что распадается такая замечательная команда. Но я не мог отказаться от собственного пути, чтобы продолжать путешествовать с ними.
Шура и Стася улетели в Малайзию, а мы с Настей направились дальше на восток, с острова на остров, продолжая искать крокодилов и нигде их не находя. Прошла еще неделя. Драгоценное лето уходило на бесконечные автобусные переезды, паромы, ловлю попуток, ночевки на автостанциях и в полицейских участках. Полиция была неизменно гостеприимной, а водители и пассажиры – веселыми. Иногда весь автобус пел хором по многу часов. Вскоре Настя выучила индонезийский настолько, что могла подпевать.
Нашим
К сожалению, многие рифы Треугольника уже разрушены рыбной ловлей с помощью динамита и цианида. Цианид просто выливают в воду; он убивает все живое вокруг, но небольшой процент рыб оказывается оглушенным, а не мертвым. Этих рыбок вылавливают и отправляют на продажу в морские аквариумы развитых стран, причем большинство погибает при транспортировке. В результате на каждую коралловую рыбку, попадающую в зоомагазин, приходится несколько тысяч погибших. Кроме того, в Треугольнике, как и почти везде в морях вокруг Азии, исчезли акулы и морские коньки. Акул ловят ради плавников, из которых делают суп, а морских коньков – для изготовления популярного в Азии порошка, якобы служащего средством профилактики разводов.
Нам особенно понравилась трехдневная поездка в национальный парк Комодо. Это край маленьких вулканических островов среди спокойного моря, с роскошными коралловыми садами под водой. Один из закатов, которые мы там видели, сопровождался фантастическим “зеленым лучом”. Я не раз наблюдал этот редкий оптический эффект, но в Комодо он был особенно ярким: в тот момент, когда верхний край солнца должен был вот-вот исчезнуть за горизонтом, он вдруг стал изумрудно-зеленым, окрасив в такой же цвет небо и море.
Но и в этом раю были свои змеи. Когда мы остановились на одном из островов, чтобы посмотреть на комодских варанов, сотрудник парка втихаря предложил продать нам за две тысячи долларов чудесного детеныша питона особенно редкого вида, строго охраняемого индонезийскими и международными законами. Местный фотограф, плывший с нами на лодке, был в отчаянии: “Вот не везет! Как раз сейчас у меня нет британской визы. Провезти бы этого малыша под рубашкой в Лондон… Я там знаю торговца, который за него и десять тысяч заплатит!”
Пожалуй, самый интересный из индонезийских островов – Сулавеси. Он никогда не соединялся с Азией или Австралией, поэтому фауна там в основном уникальная и необычная. Даже на карте он выглядит странно, словно огромная буква К. Мы решили добраться туда самолетом, но даже это оказалось непросто: моя индонезийская виза уже истекала, поэтому пришлось покинуть страну хотя бы на несколько часов (еще одно типично мудрое и логичное визовое правило). Мы вернулись с Флореса на Бали, Настя полетела прямиком на Сулавеси, а мне пришлось лететь через Малайзию.
Подобно почти всем островам Индонезии, Сулавеси за последние полвека потерял большую часть
Пересечение Сулавеси с юго-запада на северо-восток заняло у нас неделю. В центре острова мы заглянули в район Тана-Тораджа, знаменитый своими жизнерадостными погребальными обрядами, похожими на обычаи родственных горных племен Филиппин и Мадагаскара. Умерших не хоронят, а складывают в общественный дом в форме лодки под названием тонгконан, где они лежат несколько недель, пока их родственники приносят в жертву буйволов и пируют. Потом останки складывают в гробы, которые либо подвешивают на труднодоступных обрывах, либо прячут в специальных пещерах. Вокруг гробов и в домах, где умершие раньше жили, их родственники расставляют тау-тау – деревянные куклы умерших, мастерски сделанные и очень реалистичные. Тау-тау в основном изображают стариков, поэтому деревни Тана-Тораджи порой выглядят как дома престарелых для кукол. У них внимательные или улыбающиеся лица и редкие седые волосы. Их никто не боится – наоборот, их любят, о них заботятся, и у них спрашивают совета в важных делах.
Найти крокодилов на Сулавеси нам тоже не удалось. Позже находчивый австралийский зоолог по имени Брэндон Сиделау провел масштабное исследование местных газет по всему миру, собирая сообщения о нападениях крокодилов на человека, которые редко попадают в англоязычную прессу. Таким способом он выяснил, что многие популяции гребнистого крокодила, которые считались исчезнувшими, на самом деле продолжают существовать в самых глухих уголках Индонезии – в том числе на Флоресе, Сулавеси и даже на жутко перенаселенной Яве. Правда, осталось их там всего по нескольку десятков. На Сулавеси мы бы их, скорее всего, рано или поздно отыскали, но Настины летние каникулы подходили к концу, так что вместо очередного бесконечного переезда на автобусе мы решили понырять в необычном месте под названием пролив Лембех.
Актиния и живущий в ней крабик поедают пойманную рыбку. Пролив Лембех
В проливе хватает чудесных коралловых рифов, но он более известен как лучшее в мире место для мак-дайвинга (буквально “ныряния в слякоть”). В нескольких уголках Кораллового треугольника, в основном в Восточной Индонезии, существует особая, очень древняя морская фауна, живущая на черном вулканическом песке. Эти моллюски, рыбы и ракообразные выглядят настолько странно, что зачастую трудно понять, что перед вами за существо. Большинство из них окрашено под цвет черного дна, но некоторые фантастически яркие. Удивительный мир черных песков был открыт совсем недавно, причем не зоологами, а дайверами-любителями, которые дали его обитателям названия вроде “выпендрежная каракатица” (flamboyant cuttlefish) и “чудесьминог” (wonderpus).