Песни китов
Шрифт:
Парень был из чужого двора, по всему видно — наглый, только ослушаться незнакомца не представлялось возможным. Сколько Женька выпил в своей жизни? Пару раз от силы, и то шампанского; а тут портвейн, да еще огромными кружками…
— Стань тут. Кто с кладбища? Ты? Подходи!
Белобрысый командовал, подгонял, и Женька, давясь, влил в себя вонючее пойло. Он хотел было обняться с парнем из другого лагеря, как другие, но ему зачерпнули вторую кружку.
— Потом целоваться будешь, а пока — пей! Как не хочешь?! Ты основняк или нет?!
Из стопки, что Женька по-прежнему держал под мышкой, одна книжка вдруг выскользнула, за ней посыпались остальные.
— Да ладно, потом соберешь! Ну, опрокинул! Во-от, молодца… Теперь рукавом занюхай и пошли отдыхать.
Женька наклонился за книжками трезвый, а выпрямился уже пьяный. Ведра, силуэты парней, кусты — двигались по кругу, вроде как устраивая хоровод. Наконец перед глазами мелькнуло знакомое «СЛОН», и Женька двинулся вслед за обладателем наколки. Когда присели на траву, он ткнул в синие буквы.
— Это аббревиатура?
— Чего?! — вытянул физиономию белобрысый.
— Я спрашиваю: что это означает? Как рашиф… рашсив… расшифровывается?!
— А-а, вот ты о чем… Это означает: с малых лет одни несчастья.
— Да? А где буква «эм»?
— Какая еще «эм»?
— Не хватает «эм» — чтоб было правильно!
Белобрысый крутанул головой.
— А ты, вижу, грамотей… Пойдем еще бухнем, грамотей! Я ж пока не пил, ты разве не заметил?! Так что должен еще со мной, ага, а то обижусь!
Опрокинув еще кружку, он получил от кого-то вареное яйцо на закусь и, пошатываясь, двинул, куда глаза глядят. Кажется, он с кем-то целовался. Потом помочился возле кустов и, забыв застегнуть ширинку, отправился дальше, чтобы вскоре налететь на чей-то мотоцикл. Кто тут ковыряется в моторе? Ба, Самоделкин!
— Работаешь? — тупо спросил Женька.
— Работаю, — ответил Севка, не поднимая головы.
— А я мириться пришел. С этими… Ну, ты знаешь.
Очистив яйцо, он сунул его в рот.
— Иня Жема озвал! А ты пши… — он сглотнул. — Паши! Работай, негр, солнце еще высоко!
Высказывание показалось остроумным, он захохотал, после чего отправился дальше. Он падал, поднимался, шел непонятно куда, и все это время перед глазами мелькали разноцветные пятна, которые складывались в буквы. Вот ослепительно-желтая «Л», сияет, будто солнце. Вот зеленая «Ж», похожая на узор из ярких листьев. Только буква «С» серая, унылая, никакая! Неожиданно буквы завертелись, закружились, и перед глазами образовалось слово ТАМЕ-ТУНГ. А где слово, там и тело: вождь загадочного племени соткался из воздуха, встав на пути нетрезвого Женьки.
— Что, напился? — прищурился вождь.
— Это они меня напоили… — забормотал Женька. — Зема и его хулиганье…
— А наколку на руке тоже они тебе сделали?
Взглянув на левую руку, Женька оторопел: там синела большая надпись СЛОН!
— Хочешь сказать,
Женька поник головой.
— Какие-какие… Постоянно ведь издеваются! То очкастым назовут, то другую гадость сделают… Может, я и обладаю знанием, только не работает оно!
Таме-Тунг усмехнулся.
— Ты плохо его используешь. Воли не хватает, настоящей злости. Силу словам на камне придает сильное чувство, разве ты не понял?
— А если слова на бумаге?
— Разницы нет. Ты должен всего себя вложить в эти слова, и тогда они перевернут мир!
Женьку мутило, силуэт Таме-Тунга раздваивался (как и положено), так что было неизвестно: к левому вождю обращаться? Или к правому?
— А может, мне прославить Зему? — нерешительно проговорил он. — Сочинить про него такую историю, чтоб через годы вспоминали, как героев Куликовской битвы?
Он обращался к правому, однако ответил левый:
— Тоже вариант. Но тогда ты будешь в подчинении. А тебе ведь хочется самому подчинять других, верно?
Икнув, Женька махнул рукой.
— Да куда там! Даже девчонку одну не могу подчинить, она то с Барским вяжется, то с Самоделкиным… А его давно нужно послать нах!..
— Ты почему ругаешься?! — произнесли оба Таме-Тунга голосом Лорки.
— Хочу ругаться! — капризно занудил Женька. — Они все ругаются, как сапожники, а я что — рыжий?!
— Ты не рыжий. — произнес тот же голос. — Ты хамелеон!
Кажется, его куда-то вели, но кто вел и куда — он не отражал.
— Ха! — пьяно восклицал он. — Вы бы почитали его изложения! Он же слово «корабль» с двумя «а» пишет! А в слове «металл» вторую «л» забывает! Я своими глазами видел — мать не прячет ваши тетрадки, можно полистать и выяснить, кто какой «грамотей»!
— Ты и в мои тетрадки заглядывал?! — спросили с удивлением.
— А ты кто?! Лорка, что ли?!
— Лорка, Лорка… Так заглядывал или нет?
— Ну, было один раз… Или два.
Раздался вздох.
— Ты точно хамелеон. Ну, ладно, лежи пока, отдыхай.
Когда осознал, что находится у Лорки, ужас происходящего (произошедшего?) обрушился на него, словно тот самый «девятый вал». Он почти ничего не помнил. Как говорили во дворе, он нажрался и теперь валялся на чужом диване, чувствуя собственное смрадное дыхание и мучаясь от головной боли. Внизу стоял тазик с блевотиной; и на полу она виднелась, и на диване…
В комнате, по счастью, никого не было. На минуту вошла Грета, понюхала воздух и удалилась. А Женька в бессилии уставился в потолок. Лучше бы его зарезали на той опушке или застрелили из какой-нибудь «поджиги». Главное, не оторвать голову от дивана и не сбежать по-тихому. Когда щелкнула входная дверь, он натянул до подбородка плед, вскоре увидев Лорку.