Песни китов
Шрифт:
— Чего маячишь? Садись…
Зема протянул руку за бутылкой.
— Портвешка хочешь? Давай, выпей с нами…
Стакан портвейна Севке был не страшен, тем более Зема набулькал лишь две трети. Неловко стало из-за другого — женщина была голой! А главное, она прямо в таком виде уселась рядом с Земой и, как ни в чем не бывало, подвинула стакан!
— И тебе, курва, плеснуть? — осклабился блатарь. — Плесну, не жалко…
Движения Севки моментально сделались скованными, вроде как шарниры-суставы утратили смазку. Он машинально протянул руку за стаканом, упершись взглядом
— Чего застремался? — спросил Зема. — П…ды живой не видел? Нин, не видел, точно!
Когда голая парочка заржала, у Нины обнаружилась дырка между зубами. Она вообще была противная — складки на животе, отечное лицо, размазанная помада…
Севка залпом выпил, не почувствовав вкуса. На газете лежала нарезанная колбаса, но закусывать он не стал, обуреваемый одним желанием — сбежать.
Неожиданно блатарь перегнулся через стол.
— Бараться хочешь?
— Я?! Да я как-то…
— Хочешь, по глазам вижу! Что ж, Нинка даст. Дашь ему?
Щербатая расплылась в ухмылке.
— Если хорошо попросит…
Когда она, раздвинув ноги, взялась оглаживать вислую грудь, подкатила тошнота. Вот овца! В то же время он не мог уйти, получилось бы, что он позорно сбежал, как пацан неопытный…
— Че зыришь? Давай, снимай штаны и на сетку… Вон, Нинка уже пошла!
Щербатая и впрямь поднялась и, пошатываясь, вернулась на ложе. Улегшись на спину, она раскинула колени, после чего помахала рукой, мол, приглашаю!
— Да не ссы, я подглядывать не буду!
Зема захохотал так, будто высказал что-то невероятно остроумное. Севка с силой сжал скулы. На столе валялся нож с наборной рукояткой, им, наверное, и резали колбасу. Но таким ножом не только закуску настругивают, им можно и под ребро сунуть! Как бы между дел Зема взял со стола финку и начал ею поигрывать. А Севка придвинул к себе пустую бутылку.
— Давай, пацан, сделай бабе хорошо…
Взяв бутылку за горлышко, Севка постукивал донышком о край стола. Одно движение — и в его руке «розочка», она против ножа вполне годится. Может, еще и круче будет, ею можно так морду расписать, что мало не покажется!
— Делай ей сам хорошо, — сказал жестко, не поверив собственной интонации.
— Чего-о?
— Чего слышал. Барайся с ней сам.
— Да я тебя, шкета…
Зема привстал, чтобы тут же шмякнуться обратно. А Севка вдруг успокоился. Несмотря на кичливые наколки, тело блатаря было костлявым и бледным, Севка же был плечистым крепышом (к тому же трезвым), он наверняка бы вышел победителем.
Зема это понял. Рука с финкой внезапно обвисла, он сгорбился, вроде как сделавшись меньше в размере, а на лице заиграла кривая ухмылка.
— Не хочешь пачкаться, Кулибин… Понимаю. Ты вообще свалишь отсюда, я знаю. Потому что голова есть, руки… Уезжай, все правильно. Иначе капец, Пряжск — место гиблое!
В тот раз Севка почувствовал не просто уверенность — превосходство, он был выше, сильнее,
Когда родинку закрыл красный шелковый халат, Севка задом отошел от двери и уселся на диван. Он уже переставал понимать — чего ждет? Была одна неуклюжая попытка сближения, и Лариса, он чувствовал, ответила на поцелуй (неумелый, надо признать). Но потом вдруг отстранилась.
— Сегодня нельзя, — сказала.
— Почему?! — удивился он.
— Потому что у женщин бывает так, что нельзя.
И что тут скажешь? Если не считать убогих инструкций, что преподносили старшие, он мало чего знал в этой области. Электронику видел насквозь (почти в буквальном смысле), а вот здесь шарил в потемках, как только что родившийся котенок.
— Ну как, сделал? — спросила она, выйдя из комнаты.
— Да, все нормально… — ответил он хрипло.
Обстановку разрядила показавшаяся из кухни Марфа. Она замерла, разглядывая гостя из-под нависающей на глаза шерсти, — и тут Севка потряс портняжным метром. Болонка включилась в игру, и Севка, выждав паузу, проговорил:
— Только провод нужно выше пустить, у тебя ведь животное.
— Животные не грызут провода.
— Мало ли что… Глупые они по жизни.
Лариса внимательно на него посмотрела.
— Не глупее нас. Знаешь, как киты переговариваются друг с другом? Вот тут об этом написано!
С этими словами она бросила на диван номер «Вокруг света» с раскрытой статьей.
— «Песни китов»… — прочел заголовок Севка. — Прямо песни?
— Самые настоящие. Ученые говорят, они на сотни километров под водой разносятся.
— Сама-то их слышала?
— Слышала в записях, они называются: «Звуки дикой природы». Грустные песни, если честно. Только о чем грустят киты? Непонятно…
12
Появление у Ларисы телефона Женька воспринял двояко. Аппарат подключил Самоделкин, что означало: тот опять на полшага впереди. С другой стороны, теперь Ларисе можно было звонить, не ища повода для встреч. Звонить-то можно в любое время, да и вообще по телефону легче на что-то намекать, делать многозначительные паузы и т. д. Не было зеленых глаз, что устремлялись на тебя, Лариса помещалась в трубке; он же был только голосом, произносящим слова.
Особое действие производили слова, соединенные ритмом и рифмой. Вполне себе лирические, рассчитанные на душевный диалог, не на ржачку одноклассников, его стихи изобиловали общими местами и штампами (что сам осознавал), но — действовали! После этого и в глаза было легче смотреть, теперь не они подчиняли, а он подчинял.
Все это напоминало таинственные ритуалы, описанные в «Могиле Таме-Тунга». Женька не высекал петроглифы, не топил камни в реке, но сходство ощущал, как и перекличку с книгами, за которые упрятывали в «богоугодные заведения». Слово представлялось силой, чем-то вроде ветерка, казалось бы, малозаметного и несерьезного, а потом вдруг обретающего энергию урагана…